— Философ Ханна Арендт писала о банальности зла. The banality of evil. Она считает, что большинство людей латентно злы и требуются только правильные — или, вернее, неправильные — условия для того, чтобы злое начало проявило себя. Но как тогда насчет добра? Банальность добра. Когда я думаю о том моем коллеге и о тебе, мне кажется, я не вижу у вас свободной воли. Вы не совершаете выбора. Вы просто хорошие, и всё. Но можно ли считать благом такую вот хорошесть?

— Ханна…

— Нет, подожди. Это важно. Ты же не сам это выбрал. При нашей трактовке «хорошести» и «хороших поступков» мы думаем, что в экзистенциальном смысле у нас есть выбор. Но у тебя нет выбора. Вспомни историю с Иовом! Ты просто кирпич в большой игре, в которой кто-то другой… или, вернее, что-то другое установило правила. Что парадоксально в истории Иова, так это то, что Бог ни о ком не думает больше, чем об Иове, хотя и забирает у него все подчистую. Так и с вами, так и с тобой, Нильс. Тебе тоже дана свободная воля — возможность уехать.

— Перестань сейчас же!

— Говорят, что большинство тех, кто сидит сегодня в тюрьмах, страдают гиперактивностью или аутизмом той или иной степени, то есть имеют нейропсихологические проблемы, которые мы только-только начали понимать. Что, если мы в гораздо меньшей степени являемся хозяевами в собственном доме, чем нам нравилось думать в последнее время? Что, если большинство наших поступков предопределены биологически?

— Ханна! — перебил ее Нильс, осматриваясь вокруг.

— Да.

— Очень сложно перестать об этом думать, если ты все время только о том и говоришь.

Она улыбнулась.

— Мы в отпуске, ладно?

— Ладно, — согласилась она.

— Так что поехали дальше.

Они вернулись к машине, сели на свои места и несколько секунд не двигались, наслаждаясь тем, что им удалось убежать от ледяного ветра. Нильс собирался завести мотор, но Ханна вдруг спросила, глядя куда-то мимо него:

— Кто это?

— Где?

— Вон там, за тобой? Они идут сюда.

Он обернулся. Двое полицейских. Один из них склонился и настойчиво постучал по стеклу.

4

4