— Это выглядит жутковато, — предупредил дерматолог. — Я надеюсь, вас это не очень шокирует. Правильное лечение, немного кортизоновой мази, и вы быстро пойдете на поправку.
Нильс взглянул на свою спину. У отметины была теперь такая же форма, как и у всех остальных. От плеча до плеча, с проступающим узором. Числа он не видел, но точно знал, что оно там есть. Три и шесть. 36.
Врач выпрямился, взглянул на студента и сказал:
— Я раньше уже видел что-то подобное.
— Где? — спросил студент.
— Что? — переспросил Нильс, глядя на врача и настойчиво пытаясь поймать его взгляд. — Вы уже видели это раньше? Где?
— Ну, это было давно. Но…
— Но?
Врач поднялся с места.
— Я займусь этим более подробно и сообщу вам потом о результате.
Он кивнул студенту, и они вышли из палаты, не сказав Нильсу больше ни слова.
4
4
Родители Ханны не стали отказываться, когда медсестра принесла им поесть. Ханна вдыхала запах запеченной свинины с коричневым соусом в течение нескольких часов. Отец съел сначала свою порцию, а потом, увидев, что мать продолжает молча плакать, съел все и с ее тарелки тоже. «Не пропадать же добру» — вот девиз всей его жизни. Глядя на отцовский живот, можно было усомниться, что в этом лозунге так уж много здравого смысла.
Ханна всегда чувствовала себя мучительно неловко в присутствии отца и с ужасом вспоминала, как родители пришли на защиту ее диссертации и сели в самом дальнем ряду. Отец фыркал и был таким огромным, что занимал полтора стула. Мама не проронила ни слова — как, впрочем, и сейчас.
Визит получился очень долгим и почти бессловесным. Ханне давно уже казалось, что родители махнули на нее рукой. Болезнь и смерть Йоханнеса, отъезд Густава — это было слишком для них, к тому же слишком чужим. Ханна с детства была для них чужой.
Наконец они ушли. Задержавшись в дверях с вопросом, не остаться ли им еще чуть-чуть.
— Нет-нет, не стоит. Мне лучше отдохнуть.