– Она там, в комнате с телевизором. Вероятно, занимается кормежкой, – сказала женщина.
По пути Гуч шепнул Уиту:
– Кормежкой… Из лоханки, что ли, кормит?
Комната была большой, но старомодной; главное место здесь занимал новый сияющий телевизор, манивший радостями мира, которые остались за этими стенами. Показывали какое-то дурацкое утреннее ток-шоу, где мамаши переделывали своих напыщенных, одетых, как панки или уличные хулиганы, дочек в белых и пушистых дебютанток. Несколько пациентов, укрыв колени одеялами, пустыми взглядами уставились на экран, полностью сосредоточившись на происходящем и не замечая угнетающей обстановки комнаты. На столе в ожидании игроков лежали блестящие костяшки черного домино. Никакой нянечки они здесь не встретили. Когда они вошли, одна из пациенток, которой было явно за семьдесят, подняла на них глаза и понимающе улыбнулась. Она читала «Антологию английской литературы» Нортона; заложив в огромную книгу свой костлявый, покрытый пятнами палец, она во второй руке держала увеличительное стекло.
– Здравствуйте, мэм, – сказал Уит. – Как вы себя чувствуете сегодня?
– Прекрасно. А вы как поживаете?
– Спасибо, хорошо, мэм, – ответил Гуч. – Мы ищем Кати Бро.
Старушка с отвращением поморщилась.
– Кати, без сомнения, сейчас на улице, досасывает свою сигарету до самого фильтра, что и я с удовольствием сделала бы, если бы представился шанс. Она должна вернуться через минуту.
– Где это, мэм? – спросил Уит.
Пожилая женщина кивнула в сторону двери, которая вела в коридор. Уит поблагодарил ее и двинулся в указанном направлении.
– Я останусь здесь, – сказал Гуч, – на случай, если она сюда вернется. – Он склонился над старушкой, чтобы посмотреть, что она читает. Та распахнула перед ним свою книгу.
– Роберт Браунинг? – прозвучал добродушный возглас Гуча. – А вы не понапрасну тратите на него свое время? На это скучное и невнятное бормотание?
– Чушь, – решительно возразила старушка. – Вот когда я преподавала Браунинга…
В конце вестибюля Уит обнаружил пролет с большими окнами, которые выходили на рощу из покрытых мхом старых дубов, образуя небольшое фойе. В коляске сидела сгорбившаяся старуха, облаченная в купальный халат а худощавая симпатичная женщина в ярко-оранжевой форме обслуживающего персонала мыла вокруг нее пол.
– Плохая, плохая девочка, – нараспев щебетала женщина, будто разговаривала с напроказившей воспитанницей детского сада. – А ну-ка, убираем ручки от наших подгузничков, чтобы мне снова не пришлось тут вытирать.
В ответ старая женщина издала полумычание, полувопль.