Крейокс якобы повреждал митральный клапан таким образом, что это затрудняло кровоток при сокращении сердца. Пытаясь объяснить это, Борзов использовал термин «фракция изгнания левого желудочка». Когда его попросили растолковать это присяжным, Борзов сказал:

— На самом деле фракция изгнания — это конечный диастолический объем минус конечный систолический объем, объем желудочка. И если это поделить на общий внутренний объем и умножить на 100 процентов, то получится фракция изгнания. — Такая речь была бы непонятна непосвященным, даже если бы ее произнесли медленно и на прекрасном английском. В устах доктора Борзова это звучало как бессвязная чушь и вызывало лишь печальную улыбку.

Надин Керрос встала и произнесла:

— Прошу вас, ваша честь.

Судья Сирайт покачал головой, как будто его ударили, и сказал:

— Давайте же, мистер Фигг.

Трое присяжных уставились на Дэвида так, будто он оскорбил их. Другие едва сдерживали смех.

Продолжая толочь воду в ступе, Уолли попросил свидетеля говорить медленно, четко и по возможности понятным языком. Они продвигались дальше, Борзов старался изо всех сил, Уолли повторял почти все, что он говорил, пока не удалось добиться какой-то ясности, хотя на самом деле они и близко к этому не подошли. Борзов распространялся на темы степени митральной недостаточности, регургитации в левой артериальной зоне и уровня тяжести митральной регургитации.

После того как присяжные давно отступились, Уолли задал ряд вопросов по поводу толкования эхокардиограммы, на что последовал ответ:

— Если бы желудочек был полностью симметричным и не наблюдалось отклонений при сокращении стенок или в геометрии, она представляла бы собой продолговатый эллипсоид. Здесь обозначен плоский конец и заостренный конец и плавная волна, эллипсоидная фракция. Таким образом, при сокращении желудочка все равно получился бы продолговатый эллипсоид, но все стенки тоже должны были бы сокращаться, за исключением митрального клапана.

Секретарь судебного заседания подняла руку.

— Простите, ваша честь, но я этого не понимаю. — Судья Сирайт закрыл глаза и опустил голову, будто тоже оставил всякие надежды и хотел только того, чтобы Борзов быстрее закончил и убрался из зала суда.

— Объявляю перерыв на пятнадцать минут, — пробормотал он.

Уолли и Дэвид сидели молча перед двумя нетронутыми чашками кофе в маленьком кафе. Был понедельник, 16.30, но оба чувствовали себя так, будто провели месяц в зале суда Сирайта. Ни один из них не желал оказаться там снова.

Дэвид, потрясенный безобразным выступлением Борзова, размышлял и об алкоголизме Уолли. Тот не казался пьяным и не походил на человека, находящегося под воздействием наркотических веществ; но для алкоголика всякое возвращение к бутылке сулило неприятности. Дэвид хотел задать ему пару вопросов и проверить, все ли в порядке, но ни время, ни место к этому не располагали. Зачем поднимать такую тяжелую тему при столь ужасных обстоятельствах?