— Судья не продолжит рассмотрение дела?
— С какой стати, Уолли? Продолжать до каких пор и зачем? Что именно мы могли бы сделать, скажем, еще за тридцать или шестьдесят дней? Нанять настоящего судебного юриста, чтобы он выступил за нас в суде? Представляю себе этот разговор. «В общем, так, сэр. Мы отдадим вам сто тысяч долларов и половину нашего гонорара, чтобы вы явились в зал суда с паршивым набором фактов и с клиентом, не вызывающим никакого сочувствия. Председательствовать на процессе будет судья, не питающий к вам никакой симпатии. А противостоять вам придется чрезвычайно талантливой команде со стороны защиты. У них несметные запасы денег и дарований, и они представляют интересы огромной и могущественной корпорации, выступающей в качестве ответчика». Кому бы ты это впарил, Уолли?
— Похоже, ты зол, Дэвид.
— Нет, Уолли, это не злость. Мне просто нужно поумничать, поругаться, выпустить пар.
— Тогда — вперед.
— Я просил продолжить рассмотрение, и, думаю, судья Сирайт мог бы рассмотреть такой вариант, но для чего? Никто не знает, когда ты вернешься. Оскар, вероятнее всего, — никогда. Мы договорились пойти вперед и покончить с этим.
— Мне жаль, Дэвид.
— Мне тоже. Я чувствую себя таким дураком, не имея аргументированной позиции, понимания происходящего, не имея оружия, так что мне даже нечем с ними сражаться. Это очень разочаровывает.
Уолли опустил подбородок на грудь, как будто собирался заплакать. Но он лишь забормотал:
— Мне жаль, так жаль.
— Ладно, послушай, Уолли. Мне тоже жаль. Я пришел сюда не для того, чтобы расстроить тебя, ясно? Я пришел узнать, как у тебя дела. Я беспокоюсь за тебя, как и Рошель с Оскаром. Ты болен, и мы хотим помочь.
Когда Уолли поднял голову, в его глазах стояли слезы, и, когда он заговорил, его губы дрожали.
— Я не могу так продолжать, Дэвид. Я думал, что завязал с этим, клянусь. Один год, две недели, два дня, потом что-то случилось. С утра в понедельник мы были в суде, я чертовски нервничал, я пришел в ужас, и меня охватило сильнейшее желание выпить. Знаешь, я еще помню, как подумал: пару стаканов, и мне хватит. Две порции пива — и я успокоюсь. Алкоголь — это такая лживая субстанция, настоящее чудовище. Как только объявили перерыв на обед, я вылетел из здания и нашел маленькое кафе с рекламой пива в окне. Я занял столик, заказал сандвич, выпил три пива, и ух ты! Вкус так мне понравился. И я даже почувствовал себя лучше. Я помню, что, когда вернулся в зал суда, подумал: «Я могу это сделать. Я смогу пить, и никаких проблем не будет. Я держу все под контролем. Никаких проблем». И взгляни на меня теперь. Я опять в реабилитационном центре и напуган до смерти.