Она снова судорожно вздохнула.
– Что-то, конечно, произойдет. Такое счастье, как у меня, не бывает бесплатным. Мне придется что-то отдать взамен. Что-то большое и важное для меня. Но я так тебя люблю, что хочется от этого плакать.
Мышкину стало не по себе. Он продолжал молча смотреть в ее глаза и видел, как из ярко-синих они становятся темными, как небо ночью, и непроницаемыми.
Она достала из сумочки батистовый платочек, аккуратно, как котенок, высморкалась и улыбнулась.
И тут он увидел у нее на груди нательный крестик – серебряный на тонкой серебряной ниточке. «Откуда он взялся? – недоуменно подумал Мышкин. – Я же его не видел – ни в «Октябрьском», ни час назад…»
– Крестик тебя удивил? Ты так часто и подолгу смотришь на мою грудь, что мог бы и заметить.
– Твоя грудь настолько прекрасна, что невозможно замечать рядом с ней еще что-либо.
– Будем считать, что ты сказал правду. Не удивляйся: я православная христианка. Мама окрестила, когда мне было четырнадцать лет. Имя мое при крещении – Мария. Мама отдала мне нательный крестик, старинный, еще от прабабушки, и сказала, что ей теперь спокойнее.
– А тебе?
– И мне стало спокойнее. Но не сразу. Только через несколько лет.
– И в церковь ходишь?
– И в церковь, и к исповеди, и к причастию.
– Ты никогда не говорила.
Марина удивилась:
– Зачем? Мне всегда казалось, что вера требует тишины. Это очень интимная вещь. Я обрела веру не сразу. Требуется большой труд.
– И…
– Что «и»? Разве у тебя не было в жизни хоть раз, хоть момент, когда ты чувствовал, что тебя ведет и помогает неведомая сила? И что она рядом с тобой?
Мышкин задумался.
– Мне заехать за тобой? – спросил Мышкин, останавливаясь около Покровской больницы.
– Я могу сама прийти. Я хочу прийти к тебе прямо домой. Хочу видеть, как ты живешь.
– Более чем скромно. Берлога одинокого мужчины. Можно сказать, аскета.
– И ты не приводишь туда женщин? – прищурилась Марина. – И думаешь, я тебе поверю? Ни за что не поверю!..
– Замечательно! – расхохотался Мышкин. – Прелесть! Сказать: «Не привожу женщин» – не поверишь. Сказать: «Привожу женщин» – тоже не поверишь.
– А ты как думал? Уж таковы мы, женщины. Не знал?
– Только в романах читал, – он тяжко вздохнул. – Так уж и быть, скажу тебе правду, какой бы горькой она ни была…
– Скажи.
– Не привожу, – признался Мышкин.
– Верю. Но вечером проверю.– Я могу сама прийти. Я хочу прийти к тебе прямо домой. Хочу видеть, как ты живешь.