– Подожди, Витя, – попросил Денежкин. И Мышкину: – Покажите руки! Обе!

Мышкин протянул обе руки и сержант тут же защелкнул на них пластмассовые наручники.

Американские! – с удовольствием сообщил Бандера.

Едем! – приказал Денежкин.

Водитель дал полный газ, завизжала резина, форд рванул с места.

При скорости в сто тридцать километров в час форд проскочил Большой проспект и подлетел к Дворцовому мосту. Тут на переносных шлагбаумах уже мигали красные огни, толпа гуляющих наблюдала, как мост медленно переломился на две половины и каждая пошла вертикально. Десятка два машин стояли в очереди. Форд взревел и резко прибавил скорость. Мышкин откинулся на заднее сиденье. Он услышал треск сбитых турникетов, заныл желудок, когда форд на несколько секунд повис над Невой, появившейся между разведенными половинами моста. Потом все четыре колеса форда упруго, словно футбольные мячи, ударились о мост на другой стороне. Отлетел в сторону второй шлагбаум, толпа с воплями и смехом расступилась. Водитель, не обращая внимания на запрещающий знак, резко отвернул влево и помчался по Дворцовой набережной.

– Не обкакался наш пассажир? – обернулся Денежкин.

Сержант Бандера шумно и с фырканьем, словно старый мерин, втянул воздух.

– Да не, вроде.

– А что у него на руке?

– Так наручники, – удивленно ответил громила. – Вы ж приказали. Сейчас начнут ему кости ломать.

– Нет, что там еще?

На левой руке Мышкина были прекрасные японские часы в черном титановом корпусе, герметичные, со светящимися стрелками и автоподзаводом – подарок Регины к защите кандидатской.

– Котлы, – доложил Бандера. – Клевые!

Он расстегнул браслет, поднес часы к уху, встряхнул и удовлетворенно кивнул.

– Сами заводятся. Подойдут? – протянул он часы Денежкину.

Капитану хватило секунды, чтоб оценить, и ситизьен мгновенно исчез в нагрудном кармане его темно-голубой форменной безрукавке с жирной полосой грязи на воротнике.

– Между прочим, именные, – угрюмо предупредил Мышкин. – С дарственной надписью. Там имя и фамилия.

Денежкин кивнул: он принял к сведению.

Мышкин глубоко вздохнул, решив, что с потерей часов у него появились какие-то права или хотя бы послабления.