По наблюдениям исследователя, проведшего на Гаити несколько лет, для зомби выбирают наиболее сильных физически, чтобы потом, вернув к жизни, использовать их как рабов на плантациях сахарного тростника. Страх перед превращением в зомби у людей настолько велик, что похоронный ритуал на Гаити включает ряд действий, цель которых – помешать похитить умершего, чтобы потом вернуть его к жизни.
Как сказано, практика превращения человека в зомби была вывезена их Дагомеи. Там и по сей день процветает этот бизнес. Рассказывает американский врач-путешественник:
«Человек лежал на земле, не проявляя никаких признаков жизни. Я заметил, что одно ухо у него было наполовину отрублено, но это была старая рана; больше никаких следов насилия не было видно. Вокруг него стояла группа негров, одни были совершенно голыми, на других были надеты длинные неподпоясанные рубахи. Среди них было несколько жрецов, которых можно было отличить по пучку волос на бритой голове. Слышался равномерный шум голосов: шла подготовка к церемонии.
Всем распоряжался старик в старом, вылинявшем армейском френче, свисавшем до колен. Он покрикивал на остальных, размахивая руками. На его запястье был браслет из слоновой кости. Старик, очевидно, был главным жрецом, и ему предстояло изгонять злых духов.
– Я белый доктор, – сказал я. – Я хотел бы осмотреть человека и убедиться, что он действительно мертв.
Быстрым движением я поднял лежащему веки, чтобы проверить зрачковую реакцию. Реакции не было, не было и признаком биения сердца.
Через некоторое время «мертвый» неожиданно повел рукой по груди и попытался повернуться. Барабаны били сильнее. Лежащий повернулся, поджал под себя ноги и медленно встал на четвереньки. Его глаза, которые несколько минут назад не реагировали на свет, теперь были широко раскрыты и смотрели на нас»… Так-то.
Мышкин снисходительно усмехнулся.
– Подобных историй море. Жизни не хватит прочесть. Для меня сейчас главное, что и курареподобные препараты и тетродотоксин в военной и в бандитской практике в России чаще всего используются только для имитации смерти.
– Вы не упомянули еще одну важнейшую область применения зомби-препаратов – рабовладение в современной демократической России, в частности, на Северном Кавказе. Но и в так называемых других субъектах Российской федерации рабство тоже имеет место быть… – возразил Туманов. – Возьмем Северный Кавказ. Считается, и всегда считалось, что нормальный чеченец непременно должен иметь русского раба. А лучше десять и больше. И это вопрос не столько экономики, сколько престижа. Так бы выразиться,
– Полмиллиона русских рабов в Чечне? – воскликнул потрясенный Мышкин. – В двадцать первом веке?! Немыслимо! А права человека? ООН? Европарламент? «Международная амнистия»? «Мемориал»? Где Лукин, специальный чиновник по правам человека при президенте России? Да просто где министерство внутренних дел? Где ОМОН?
Туманов грустно вздохнул:
– Все эти ПАСЕ и ООН, дорогой Дмитрий Евграфович, рассчитаны только на тех, кто ненавидит Россию, как ненавидел раньше СССР. Что касается министров и президентов России, то не мне вам сообщать: нынешней власти на своих граждан сугубо наплевать. У нее совершенно другие задачи. Вернее, одна, зато большая: наглое, просто безумное воровство, помноженное на истребление собственного населения. За всю ее тысячелетнюю историю России такого
– Чем?
– На наших глазах такие события, такие катаклизмы… Помните у Тютчева? «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые…»
Мышкин протестующе поднял ладонь.
– Нет, – сказал он. – Я не могу этому радоваться. Мне не хватает хорошей, полезной для здоровья, порции цинизма. И я не в состоянии поверить… про рабов.
– Дело ваше, – пожал плечами Туманов. – Я вам рассказал только о том, что видел собственными глазами… Еще один вопрос: как вы определили, что в джипе были убийцы? По каким признакам? Это профессиональный интерес, – пояснил он.
– То, что они убийцы, я никак не определял. А почему решил, что от них надо подальше? – задумался Мышкин. – Было еще какое-то словечко… какая-то фраза. Вот, вспомнил: они сказали, что их за мной прислали «хорошие люди». Дело в том, что хорошие люди звонят заранее и спрашивают, могу ли я к ним приехать. Или они ко мне. По-другому не бывает. Следовательно, их прислали нехорошие люди.
Туманов кивнул.
– Похоже, вас голыми руками взять непросто. Это мне нравится. Значит, я не ошибся, обратившись к вам, Дмитрий Евграфович.
– Итак… – сказал Мышкин.
– Итак, предварительные выводы, – продолжил Туманов. – В городе вам лучше не показываться, по крайней мере, пока мы с вами что-нибудь придумаем.
– У меня отпуск за свой счет. Десять дней.
– Они нам с вами очень нужны.
– Запрусь на даче.
– Только не на своей! – предостерег Туманов. – И к вашему другу художнику тоже не ходите.
– И про него знаете? – удивился Мышкин.
– И про него немножко, – кивнул Туманов. – Вас будут искать по известным адресам. То, что вы сейчас здесь, не знает пока никто из посторонних. Да вот беда: мне надо ненадолго отлучиться из России, поэтому прошу дождаться моего приезда здесь, на этой даче. Я с Марией Александровной уже переговорил.
– И каждый день ездить на работу? Утомительно все-таки… Даже если машиной…
– Вас будет везде сопровождать наш сотрудник – до моего приезда. И прошу не пользоваться своей трубкой. Сергей вам даст другую. У него их много. И все защищены.
– Что ж… – решительно перевел дух Мышкин. – Так и быть. Послушайте, Туманов, можно я уже сегодня у вас переночую? Никаких сил возвращаться.
– Милости прошу. Только обяжете меня.