– Очень постараюсь. Твое пожелание, как никогда, вовремя.

И отключив связь, Мышкин, наконец, сообразил, что надо сделать немедленно: забрать из клиники компакт-диск с архивом Фонда и отчетом Кокшанского.

Снова звонок. Опять Клюкин! Неймется же ему.

– Вот еще, Дима… – тихо и будто нерешительно начал Клюкин. – Ты радио слушал сегодня? Или, может, телевизор включал?

– С какой стати? Я вообще не слушаю радио и зомбоящик не смотрю уже десять лет.

– Значит, ты ничего не знаешь…

– Что еще я должен знать?

– Понимаешь, Карташихин Иван Антонович… Зачехлился. Погиб сегодня утром.

Мышкин молчал, отметив машинально, что новость, которая еще вчера оказалась бы ударом, оставила его холодным и равнодушным.

– Дима! Полиграфыч! Ты слышал, что я тебе сказал?

– Как это случилось?

– Грузовик его задавил. На выезде из города, за Пулковской обсерваторией. Как он там оказался?

– Водителя задержали?

– Нет. Скрылся. У Антоныча полчерепа – как фрезой.

Мышкин вздохнул.

– Всё у тебя? – с невыносимым равнодушием спросил он.

– Нет, Дима, не всё, – растерянно сказал Клюкин, удивленный бесчувствием Мышкина. – Вечером я звонил Глотову в городское бюро. Он вскрывал Карташихина. Говорит, Антоныч попал под машину уже мертвым.

– Мертвым, – холодно отметил Мышкин.

– И это еще не все! Из морга судмедэкспертизы исчезли трупы его дочери и Сереги Ладочникова.

– Не везет. Глотову не везет, я имею в виду.