Нет, это идиотское письмо вовсе не кажется мне смешным. Иветт права, конечно, это просто шутка. Читатели детективов всегда считают себя такими хитрыми, вот один из них и решил: «Ну-ну, я ее достану, эту бедняжку, калеку… Посмотрим, хватит ли ей силенок…». Я прекрасно представляю себе этого типа, с врожденными комплексами, с аккуратно повязанным вокруг шеи белым шелковым шарфом, обутого в добротные башмаки, как у священника, с кожаной сумкой, набитой неразборчивыми рукописями. Он сидит в парижской пивной, курит паршивые сигареты, ковыряет болячку на губе и злобно хихикает, читая о моих приключениях. Он смотрит на меня свысока. Но ведь меня-то показали по телевизору, а он считает мелочь, чтобы расплатиться за гадкий кофе, «робусту», уже дважды пропущенную через кофеварку. Жизнь несправедлива…

1

1

Ну, началось. Я, словно королева, восседаю в кресле у подножия горы, закутанная на славу: можете положиться на Иветт. На мне мой старый сине-зеленый комбинезон, на ногах ярко-красные сапоги-луноходы, одолженные дядюшкой, на голове черная меховая шапка. В цигейковых наушниках очень жарко, я истекаю потом. Несмотря на яркое солнце, и речи быть не может о том, чтобы расстегнуть хоть пуговку. Иветт не теряет бдительности и, стоит моему пледу сползти на миллиметр, она тут же поправляет его, не забывая комментировать происходящее вокруг:

— Ну вот, свалился, красавчик, чуть-чуть в дерево не врезался… А другой, на сноуборде, это же опасно для окружающих… Хотите еще чайку?

Я отказываюсь жестом. Мы сидим на террасе Канадского шале, своего рода стратегического центра курорта. Все двуногие, обитающие в округе, так или иначе должны пройти мимо него. Я украдкой тянусь левой рукой к шапке, но сразу же раздается резкий голос Иветт:

— И не думайте! Холод входит через уши. То-то порадуетесь, если грипп подхватите!

У меня нет гриппа, а на градуснике +5, я слышала это по радио, но объяснить Иветт, что мы не в сибирской тундре, — это выше моих сил. Мне не хочется спорить.

Все вокруг наполнено металлическим звяканьем подвесных подъемников, я слышу, как люди смеются, окликают друг друга, как кричат дети. Какой-то ребенок заплакал. Мать пытается убедить его, что он вовсе не плачет. Мне хорошо. У меня ощущение, что я наполняюсь чистым воздухом. Я загорю, буду хорошо выглядеть. Я нашариваю чашку и подношу ее к губам.

— Элиз Андриоли! Ведь вы — Элиз Андриоли, правда? — восклицает женщина за моей спиной.

Я вздрагиваю и проливаю чай.

— Я — Франсина Ачуель, из ГЦОРВИ, — продолжает она.

ГЦОРВИ? ЭТО ШТО ЕЩЕ?