— Простите меня, но мне трудно поверить в то, что вам жаль.

Викки глубоко вздохнула, хорошо понимая: чтобы справиться с привычкой заводиться, нужна постоянная бдительность. Она научилась у отца, как бороться; теперь ей нужно учить себя слушать.

— Мне правда жаль,что вы уезжаете. Гонконгу нужны такие люди, как вы.

Она опять вздохнула, прислушиваясь к ударам сердца, пока набиралась храбрости перейти ближе к сути.

— И, честно говоря, я подозреваю, что мне будет вас не хватать. В вас есть какая-то… ясность, — Викки улыбнулась, довольная, что нашла нужное слово. — Ясность, которой я завидую… Я лишь надеюсь, что то, что я сделала… что я сделала со Стивеном, не повлияло на ваше решение.

И Вивиан вдруг простила ее.

— Может, то, что вы сделали со Стивеном, получилось из-за того, как свернута сейчас голова у многих в Гонконге. Все мы напуганы и в растерянности. И даже у дочери английского тайпана может не быть иммунитета к хаосу. Ни у кого его нет.

— Но ведь вы всегда боролись против хаоса. Почему вы стали думать по-другому? Если вы не возражаете, я спрошу: почему вы уезжаете?

Вивиан разложила листья зеленого чая в две чашки, закрыла крышкой и после секундного размышления поставила их в холодильник. Вода еще не закипела.

— Почти десять лет, нет, тринадцать, — ответила Вивиан, мгновенно поправив себя, — со времен Совместной декларации я спорила со многими семейными парами, говорившими, что если есть дети, то все по-другому. Когда есть дети, то не можешь просто уповать на доброту Пекина. Лучше эмигрировать. Дети всегда смогут вернуться, если дела не станут хуже в ближайшие двадцать лет. Каждый раз, когда я это слышала, я говорила — это только предлог. Как я была неправа! Это правда — все иначе,когда есть ребенок. Вы знаете почему?

Викки покачала головой.

— Я скажу, как думаешь, когда беременна, Викки. Не только отчетливый страх — будет ли мое тело в безопасности, но и что я скажу своей девочке, когда ей будет двадцать один год и мы будем жить в такой клоаке, как Шанхай, где школы — просто смех, и нет никакой работы, и мальчики, с которыми она будет дружить, будут сломлены каждодневной пустотой агонизирующей системы. И тогда она спросит меня: «Мама, а почему ты не сбежала отсюда, когда могла?»

Викки увидела, что в глазах Вивиан блестят слезы. Она пошла к ней, чтобы успокоить ее, но Вивиан отстранилась.

— Я ненавижу, — заплакала китаянка. — Я ненавижу то, что заставляет меня покидать дом. Я не хочу уезжать. Но интересные времена — это для взрослых, Викки, не для детей. Вы бы согласились, чтобы ваша сестра осталась такой ценой?