Наоко встала и оделась. Брюки, хлопчатобумажная юката с глубоким запахом, кроссовки. В такой одежде темного цвета ходили женщины в годы Второй мировой войны — в отличие от кимоно она не стесняет движений. Вокруг талии повязала матерчатый пояс, за который засунула меч, потом опустила в карман брюк кайкен. Она приготовила и план Б.

Еще никогда ей не приходилось чувствовать себя настолько глупо — как если бы Пассан, отправляясь на опасную операцию, вырядился мушкетером. В то же самое время ее пронизывало ощущение внутреннего покоя, полного слияния с традицией, диктовавшей, что делать и как себя вести. Впрочем, подумала она, вряд ли Пассан счел бы нелепой верность традициям д’Артаньяна. Именно ее он всегда исповедовал, в чем бы это ни проявлялось.

Вместо того чтобы спуститься по главной дороге к пляжу, Наоко двинулась на восток. Если ей не изменяла память, там имелась еще одна тропа к берегу, расположенная как бы с тыльной стороны Ютадзимы. Своего рода потайной вход на остров…

Дождь не унимался, превращая в зеркало каждую каменную плитку, какими была вымощена тропа. Наоко думала об Аюми. Она не боялась: ни ее преступления, ни ее безумие не могли стереть воспоминаний о том, что их связывало. Даже не желая признаваться себе самой, Наоко все еще надеялась договориться с бывшей подругой.

Наоко нашла полого спускавшуюся террасу, но мгновенно убедилась, что этот наблюдательный пост ничем ей не поможет. Либо Аюми еще не прибыла, и тогда сидеть и сторожить ее бессмысленно — с тем же успехом она могла причалить к берегу с другой стороны. Либо она уже на Ютадзиме, и тогда оставаться здесь, спиной к неизвестности, просто опасно.

Она вернулась назад и направилась к западной оконечности острова, намеренно избегая углубляться в лес. В незнакомые джунгли лучше не соваться. В конце концов она решила, что выйдет на главный пляж и станет просто ждать.

Теперь она больше не думала ни о чем. В последние часы, если не минуты, перед схваткой выбросила из головы все мысли, полностью слилась с окружающей природой, превратилась в гусеницу, примостившуюся в уголке и ставшую частью великого единения между небом и землей. Она ощущала себя дождем, принимала его в себя и подпитывалась им. В точности как лес, который в это утро брал от мира больше, чем отдавал ему…

С берега почти не просматривалась остальная часть острова. Тучи огромными сгустками пемзы нависали над ним, волны по цвету напоминали гудрон. От бурунов на поверхности моря поднимался пар, подчеркивая сходство с обжигающе горячим асфальтом. Горизонт застилала свинцовая завеса.