Вернулась из банка Нина Ивановна совершенно вымотанная, положила на стол перед Катей пачку долларов и еще одну — потоньше…

— Здесь пятнадцать тысяч, — отчиталась она. — Расписку дай.

Катя написала расписку в получении денег, сунула их в сумочку и встала из-за стола.

— Теперь я уеду, — сказала она. — Если кто будет мне звонить, все равно кто, меня нет и когда буду — неизвестно.

— Ладно, — проворчала Нина Ивановна. — Только ты далеко не уезжай смотри. А то Дима пропал, ты пропадешь… Как работать — непонятно.

— Как работать? Да как всегда. Даже если на несколько дней оставлю вас одних — ничего страшного. Зина принимает посетителей, вы денежки считаете… А начальница в отъезде. Что тут страшного?

— Ничего. А Дима на Кубу уехал? — поинтересовалась та, вместе с Катей идя к двери. — Лечиться? Чем он болен? Вроде такой здоровяк…

— Ну, не такой уж он здоровяк… — возразила Катя. — Он очень, очень болен… И наверное, надолго.

Нина Ивановна только головой покачала, но больше к Кате не обращалась. Та попрощалась с Зиной, заглянула в свою клетушку… Все как обычно, все вещи на местах, все бумаги в папках… Телефон молчит. И Катя ушла.

Она поехала на Сретенку. По дороге ее трясло — то ли от нервов, то ли от холода, погода была мерзкая, промозглая, время от времени на Москву обрушивался ледяной дождь. Ключи от Диминой квартиры лежали у нее в сумочке. Никакого оружия, никаких средств защиты у нее не было, да она и не смогла бы ими воспользоваться. Была только странная уверенность — ей ничто не грозит в той квартире, куда она едет.

Она позвонила в дверь, подождала ответа. В квартире было тихо, впрочем, даже если бы Дима и стоял за самой дверью, она все равно не услышала бы этого. Катя достала ключи, повозилась с замками и отперла их один за другим. Вошла, зажгла в прихожей свет — шел обложной дождь и в доме было сумрачно. Ничего, никаких признаков жизни. На всякий случай дверь запирать на все замки не стала, защелкнула только на один — такой, чтобы его можно было открыть одним движением и выскочить из квартиры. Потом она прошла в кухню, в большую комнату, в кабинет Димы… Осмотрела кладовку, заваленную всяким старым хламом, ванную и туалет… Никого нигде. В глаза бросалось, что многие предметы не на месте, кое-что сдвинуто, что-то повалено на пол, ковер сбился в складки, шторы наглухо задернуты… «Собирался драпать ночью и закрыл шторы, чтобы никто не видел света, — поняла Катя. — Нет, это разоренное гнездо. Он сюда больше не вернется… Что же он взял?»

Она осмотрела шкаф, где Дима держал свою одежду, потом его письменный стол и книжные шкафы — на всякий случай. Обнаружилось, что исчез его парадный бежевый костюм, водолазка из тонкой черной шерсти, шорты, в которых он был в Индонезии, легкие туфли, бритвенные принадлежности и его любимый одеколон «Платиновый эгоист» от Шанель. Это были те вещи, которые у него помнила Катя. «Но возможно, — подумала она, — исчезло кое-что еще». Что? «В конце концов, жаль, что я недолго тут прожила, — сказала она себе. — Я бы лучше его знала… А так получается, что он почти ничего с собой не взял». Денег в квартире не обнаружилось, если не считать мелочи, которую Дима каждый вечер высыпал из карманов в хрустальную вазу, стоявшую на кухне. Ваза была почти полна. Не было и его документов, не было вообще никаких документов, включая страховой медицинский полис. Катя знала, где он хранит свои бумаги. Этот ящик стола был пуст. Не обнаружилось никакой записки, адресованной Кате или другому лицу. Ничего.