Они вышли в коридор. Красные лампочки мигали, вой сирены был невыносим: хриплый и вибрирующий. Эмма держала дробовик перед собой, он был тяжелым, но это действовало успокаивающе. Матильда и Оливье шли за ней след в след.
Коридор, заваленный мертвыми телами, был перекрыт струей пара, бившей из стены. Эмма остановилась в нерешительности. Можно, конечно, попытаться проползти под ней.
— О, черт, — прошептала она.
Матильда указала вперед:
— Выход там.
— Я знаю, детка, но туда нельзя. Это очень опасно, мы обожжемся. Пойдем. Я уверена, что есть другой коридор.
Повернув, Эмма увидела лестницу, ведущую в недра комплекса. Она не стала по ней спускаться и пошла направо. Механический голос сливался с воем сирены и каждые тридцать секунд приказывал немедленно эвакуироваться. Что случилось? Воздух по-прежнему был тяжелым и влажным, а запах разложения не рассеивался.
Они бросились бежать.
Двери, дымящиеся вентиляционные трубы, перевернутые тележки, носилки на колесиках, шприцы, сваленные в кучу среди разбитых склянок…
У Эммы стучало в висках, голова кружилась. Она заблудилась.
Из-за занавески выскочил голый человек, его кожа была покрыта черными разводами. Эмма узнала того, кто привязал детей и мочился на них. Он их не заметил. Держа в руках ведро, он начал орать:
— Заткнись, сволочь! Я сожру твою жопу! Я сожру твою жопу! Я останусь! Заткнись!
Он вылил содержимое ведра себе на голову. Липкая жидкость потекла по нему. Он был покрыт засохшей кровью, кусочками кожи и выглядел так ужасно, что Матильда в страхе прижалась к Эмме.
Эмма воспользовалась моментом, когда он откинул голову назад, наслаждаясь душем, разложила складной приклад дробовика и, как учил ее Тим, положила палец на спусковой крючок.
— Вот в чем секрет! Они мне не верят! Но я знаю! Кровь! Бессмертие! Я бессмертен!