Но через десять минут надежда стала возрождаться.
Седой подошел к нему. Это был немец, и он, кажется, был главарем.
— Ну и что? — сказал он.
— Мы уже близко, теперь, когда ливень закончился, это проще, — объяснил Аллан. — Я сориентировался… Тогда я ошибся, но теперь мы на правильном пути.
Он говорил как можно более жалобно, надеясь, что его не будут бить. Он не мог больше выносить побои. Конечно, из-за него они потеряли много времени, но ведь была буря, и он испугался… Он ведь всего лишь человек… Они должны понять!
Седой ударил его ногой в спину, и Аллан согнулся пополам.
— Я сказал, тридцать часов, а ты собираешься плыть шестьдесят? Ты что, хочешь меня обмануть?
— Нет, нет, нет! Клянусь, что…
Еще удар в бок. Аллан почувствовал, как у него сломалось ребро.
— Я же хорошо с тобой обращаюсь, не оторвал тебе яйца и не отрезал язык, ну?
Аллан указал на свое оборудование.
— Смотрите, я вам сейчас покажу, — сказал он с искаженным от боли лицом, — мы уже почти на месте. Обещаю, мы будем там еще до наступления ночи. До наступления ночи!
Он заплакал. Седой с отвращением посмотрел на него:
— Я заставлю тебя пить бензин. Я подожгу тебя, если ты врешь. Молись, чтобы я увидел землю до наступления сумерек.
Когда он вышел, Аллан включил радар. Эхо продолжало приближаться, и теперь Аллан мог уже точно сказать, что идет прямо на звук.
Через час корабль военного морского флота возник на горизонте, но убийцы заметили его только спустя пятнадцать минут.
— Черт! Это армия!
Прибежал Седой: