Я был не в состоянии не только пошевелиться, но даже моргнуть, словно какой-то колдун превратил меня в каменное изваяние. Сердце металось в моей груди, подобно взбесившемуся железному маятнику. Я утратил способность чувствовать и даже не ощущал в своей руке пистолет. Ослепленный вспышками выстрелов и наступившей потом темнотой, я ничего не видел – даже мертвеца рядом с собой. И ничего не слышал, то ли оглушенный пистолетным грохотом, то ли не желая слышать того, что навязчиво бормотал мой внутренний голос о неминуемых последствиях случившегося.

Единственным из всех чувств, которое мне не отказало, было обоняние. В воздухе причудливо смешались вонь и благоухание: отдающая серой пороховая гарь, запах крови с металлическим привкусом, кислое зловоние мочи, шедшее от обмочившегося в предсмертной агонии полицейского, и почему-то – аромат шампуня с запахом роз, которым когда-то пользовалась моя мать. Все окружавшие меня запахи были реальны, если не считать последнего – давно забытого, но почему-то вдруг отчетливо ощущаемого сейчас. В мгновения леденящего страха наша память тянется в детство, сказал какой-то мудрец. Видимо, заставив меня почувствовать этот запах, мое подсознание в минуту паники обратилось к детству, надеясь, что на мою руку успокаивающе ляжет материнская ладонь и все сразу окажется на своих местах.

В следующее мгновение ко мне вернулись зрение, слух и все остальные чувства, обрушившись на меня почти с такой же – хоть и не столь смертоносной – силой, как две мои 9-миллиметровые пули на шерифа Льюиса Стивенсона.

Не в силах унять дрожь, я надавил ту же кнопку на консоли, которую чуть раньше до меня нажимал полицейский. Электрические замки на задних дверях щелкнули и открылись.

Толкнув плечом свою дверь, я вывалился из машины и рывком распахнул заднюю, словно безумный выкликая имя Орсона. Одновременно с этим в моей голове вихрем кружились мысли: каким образом я успею вовремя доставить пса в ветеринарную лечебницу, если он ранен, и как мне жить дальше, если он убит? Нет, он не может умереть! Он ведь не просто собака. Он – Орсон, мой необычный, особенный пес, мой спутник и друг, ставший за последние три года неотъемлемой частью моего ночного мира – не менее важной, нежели все остальные.

И он действительно оказался жив. Орсон выскочил из машины пушечным ядром, едва не сбив меня с ног. Оказывается, его жалобный визг после пистолетного выстрела был вызван не болью, а всего лишь страхом.

Уронив «глок» на землю, я бессильно опустился на колени прямо на дорожку и заключил пса в объятия. Я изо всех сил прижимал его к себе, гладил по голове, теребил мягкую черную шерсть, наслаждался, ощущая, как он перебирает лапами и как быстро бьется его сердце, наслаждался тем, как он машет хвостом, наслаждался даже запахом псины, исходившим от его влажной шерсти, и запахом собачьего печенья из его пасти.