Труп Лиланда Делакруа исчез. Так же, как фотографии его родных, стеклянный подсвечник, обручальные кольца и револьвер, из которого он застрелился. Старый линолеум все еще скрипел и потрескивал, но я не заметил на нем никаких пятен биологического происхождения, которые говорили бы о том, что недавно здесь лежало разложившееся тело.
— «Загадочный поезд» никогда не был построен, — сказал я, — поэтому Делакруа никогда не ходил… на ту сторону. Никогда не открывал дверь.
Бобби продолжил:
— Никогда не заражался и не сходил с ума. И никогда не заражал свою семью. Так, значит, все они живы?
— О господи, надеюсь. Но
— Парадокс, — ответил Бобби с таким видом, словно был полностью удовлетворен этим невразумительным объяснением. — Так что будем делать?
— Сожжем, — заключил я.
— На всякий случай, да?
— Нет. Просто я пироманьяк.
— Не знал этого за тобой, брат.
— Запалим эту свалку.
Когда мы облили бензином кухню, столовую и гостиную, я сделал паузу, потому что мне послышалось, что в бунгало кто-то ходит. Но как только я начинал прислушиваться, шум прекращался.
— Крысы, — сказал Бобби.
Это встревожило меня, потому что если Бобби тоже что-то слышал, то слабые звуки не были плодом моего воображения. Хуже того, они не были похожи на звуки, производимые грызунами: кто-то скользил по жидкости.
— Здоровенные крысы, — сказал он горячо, но не слишком убежденно.
Я попытался убедить себя в том, что мы с Бобби наглотались паров бензина, а потому не можем доверять своим чувствам. И все же надеялся услышать голоса, эхом отдающиеся в мозгу: «Стой, стой, стой, стой…»
Мы вышли из бунгало, и никто нас не съел.
Последними двумя литрами бензина я облил крыльцо, ступеньки и дорожку.
Доги отогнал «Хаммер» подальше на улицу.