24
24
В среду утром Лисс проснулась от криков вороны за окном. Она встала и закрыла его, но заснуть уже не смогла. Она посидела на краю кровати, опустив голые ноги на холодный пол. Не помнила, что ей снилось, но сон застрял в ней, будто кто-то ковырялся в ее мыслях, насыщаясь лучшими кусочками и оставляя небольшие вмятины.
Она натянула брюки и футболку, отправилась в коридор. Услышала, как Вильям возится внизу, и после туалета направилась к нему. Он сидел за кухонным столом с газетой и чашкой кофе. И снова эта мысль, что его горе — такое же, как у нее, и он молчит и переживает все внутри. Ей захотелось погладить его по голове: «Это не пройдет, Вильям». Однако она сказала:
— А ты думал, как твое имя похоже на ее?
Он посмотрел на нее, улыбнулся:
— Майлин это обнаружила, до меня не доходило. Почти ее имя задом наперед.
Майлин должна была заметить и другое — его сходство с отцом. Не буквальное. Но что-то во взгляде. В движении рук. В звуке голоса. Лисс казалось, она это помнила.
Он свернул газету и положил ее на подоконник:
— Как долго ты будешь в Норвегии?
Она не знала, вернется ли она вообще в Амстердам. Майлин называла ее мужественной. Может, мужественной ее делала мысль, что где-то есть Майлин?
— Посмотрим после похорон. — Она налила кофе в кружку. Белую, с большой красной буквой «М». — Мать до сих пор не узнала, можно ли ее кремировать. Майлин бы этого хотела. Полиция еще не решила, можно ли это разрешить.
Будет ли мертвое тело Майлин лежать в земле? Внезапная мысль: «Ей нельзя мерзнуть. Надо одеть ее потеплее. Укутать в плед или одеяло».
— Ты с кем-нибудь из подружек здесь виделась? — спросил Вильям, явно желая поменять тему.
— Один раз гуляли. Прямо перед Рождеством.
Она рассказала про вечер, проведенный с Катрин. О вечеринке. Упомянула футболиста, но не сказала, что снова с ним встречалась.
— Как, ты сказала, его зовут?
Она избегала упоминания его имени. Он как-то был лишним в этом разговоре с Вильямом. Она все вертела чашку в руках.
— Йомар или как-то так.
— Он играет за «Люн»? Йомар Виндхейм?