Он опустил острие шприца и ввел иглу ей в сосок. Боль прошла сквозь грудь и отпустила где-то за спиной, щупальца медузы, охватывающие и обжигающие все тело.
—
Он вынул иглу, положил руку ей на лоб, опустив палец на веко, поднял его. Теперь она совершенно пришла в себя, изо всех сил трясла головой. Он схватил ее за волосы железной хваткой. Она почувствовала холодное острие на глазном яблоке. Как насекомое, усевшееся там с огромным жалом наготове. Оно укусило пару раз. Потом порвалась оболочка. Другая боль. Боль ее разорвала, открыла, больше негде было прятаться. Внутри глаза что-то растеклось, свет от лампы поменял цвет, стал черным, и из этой темноты расходилась радуга.
— Дай я покажу тебе одно место, — завыла она.
Он наклонился вплотную к ее лицу:
— Какое место?
— У самого озера.
Он вырвал иглу, что-то потекло по щеке.
— Только не второй, — попросила она. — Пока не надо. Пока я не покажу тебе место.
— О котором ты написала в блокноте? Где ты хочешь лечь на снег, смотреть на деревья и замерзнуть до смерти?
Она попыталась кивнуть:
— Это недалеко.
Он приложил острие к ее веку. Потом опустил, ослабил веревку, рванул ее за волосы и швырнул на пол.
— Покажи! — зашипел он и схватил топор с камина. — Покажи мне, где ты хочешь умереть.
Она пошла вниз первая, босая и голая. Ветер дул прямо с озера, обжигал грудь и бедра. Его шаги по снегу, в нескольких метрах сзади. «Тебе страшно, Лисс». Голос Майлин исчез, теперь с ней говорил отец. «Наконец-то тебе страшно». Мне страшно. «Ты не хочешь умереть». Я не хочу умереть. Она запрокинула голову. Одним глазом заметила что-то серое в темноте между деревьями. Осталась только эта полоса. И шум ветра. Когда ты уезжал, я хотела этого — лечь в снег, почувствовать холод, укутывающий меня и освобождающий. «Я буду скучать по тебе, Лисс. Мы похожи, ты и я».
Она повернулась к высокой, узкой фигуре. Лицо выступило из серого, прямо рядом с ней.