— Наши специалисты могут вам помочь, — говорит Прюитт, глядя на меня через пластиковый щиток, который постоянно запотевает от дыхания. Живые карие глаза смотрят дружелюбно, но в них заметно беспокойство. Чувствует ли он то же, что и я? Чувствует ли, что здесь что-то не так? Может быть, глядя на почерневшую стену с привинченными к ней якорными скобами, он задается тем же вопросом, что и я.
Экстракция семени для продажи безутешным семьям — дело почти понятное. Можно, конечно, обвинять его в жадности и стремлении к наживе. Но он мог пойти на это и по другой причине: он чувствовал свое могущество каждый раз, когда возвращал жизнь взамен отобранной. Но я вспоминаю фотографии и видеозаписи изуродованного тела Уолли Джеймисона и те мысли, что пришли ко мне тогда. Его убийство называли преступлением на сексуальной и эмоциональной почве, как будто тот, кто набросился на парня со страшным оружием, питал к нему какие-то чувства. Разве что так можно сказать о ярости, утихшей лишь после того, как на теле футболиста не осталось живого места. А потом убитого отвезли на катере, может быть на боте Филдинга, в бухту и сбросили в воду у пункта береговой охраны — акт, по мнению Бентона, дерзкий и вызывающий в отношении правоохранительных органов. И тоже плохо совместимый с характером Филдинга, которому просто не хватило бы смелости сыграть такую роль.
— Спасибо. Давайте посмотрим, что еще нужно, — говорю я Прюитту.
— Нужно только ДНК. У нас уже сотни образцов, которые требуется связать с донорами.
— Знаю. Работа предстоит огромная и закончится еще не скоро, потому что мы не знаем всего, что здесь произошло. Нам известно о содержимом морозильника, известно об убийстве студента Бостонского колледжа Уолли Джеймисона. — Я называю имя, и он как будто встает передо мной — крепкий, с решительным подбородком, черноволосый, с ясными голубыми глазами. — Вы когда сюда попали?
— Мы с Джоном прилетели рано, а сюда приехали часов семь назад.
Я не спрашиваю, где Бриггс сейчас.
— Он провел внешний осмотр и передаст материалы, когда вы будете готовы, — добавляет Прюитт.
— И до вас никто ничего не трогал?
Тело Филдинга обнаружили в начале четвертого ночи. По крайней мере, мне так сказали.
— Когда мы приехали, он лежал так же, как и сейчас. И накрыт был так же. Пистолета здесь нет. ФБР восстановило спиленный номер, и «глок» отправили в вашу лабораторию.
Об этом мне уже говорил Бентон.
— Я узнала обо всем совсем недавно. По дороге сюда.
— Послушайте, будь я здесь в три ночи, конечно… — Прюитт говорит, что он сразу же поставил бы меня в известность. — Но ФБР хотело сделать все по-тихому, потому что никто не знал, есть ли у него сообщники или он волк-одиночка. — То есть Филдинг — волк-одиночка. — Сыграли роль и другие факторы. Доктор Зальц, парламентарий и так далее. Терроризм.