Лейтенант, художник, был все так же вежлив, и за его молчаливой, как бы окутанной глубокой меланхолией манерой ученые угадывали сочувственное понимание их тревог о музее… После того ущерба, который, как они убедились, причинили солдаты, беженцы и местные власти не взятым под контроль трофейной команды хранилищам (в основном собраниям научных экспонатов и фарфора), оставалось только приветствовать оперативность русской группы спасателей.
О себе лейтенант заговорил лишь однажды. Прислонился к стене дома рядом с Георгой, смотрел куда-то в сумеречную даль. Его родителей в Киеве убили немцы, квартира разграблена. Едва слышное «К чему это все?», молчаливый поклон, и он сел в автомобиль. […]
Появились другие и стали таскать книги, скульптурки, мелкую пластику. У самой Георги испортились отношения и с советскими, и с новыми германскими властями. Она отказалась поставить в экспозицию пропагандистские в советском стиле скульптуры и картины типа «Рабочего и колхозницы».
— А мы считаем, что социалистическое искусство отлично будет смотреться рядом с вашими статуями, — провозгласил кто-то из гостей и с явной иронией поднял бокал «за здоровье аполитичной женщины».
— Бэр! Я его просто вижу, во всех подробностях, этот сборный том из болгарских тетрадей, повестей деда и повести Георги.
— Копирайт на Георгу?
— Ребека. Именно Ребека нашла и предоставила нам этот документ.
— Боюсь, как бы из вас и Георгу не захотели вытрясти. У нее географические названия, детальные сведения, на чей-то нехороший аппетит. Удачно еще, что текст Георги угодил в руки к нам, а не к преследователям. Где они, кстати? Мы сидим, а болгар-то нет и нет. Как кретины сидим. Не болгары, видимо, преследуют-то нас. А другие. Кто же эти другие?
Почти обеденное время. Те, кто брал листовки на Ватрухина, теперь, поди, дорабатывают оферты. Бюджет подсчитывают, циферки строчат.
Столы в агентском центре пустеют.
Виктор и думать боится, сколько он пропустил сегодня встреч, сколько отношений испортил.
Подвалил Роберт с конскими зубами, в косоворотке. Этим типчикам из Виллиджа всегда жарко. Хотя и впрямь: покуда дотащил из американского павильона макеты Библии с рисунками детей, каталоги и флайеры, взопрел. Виктор приобнял и поколотил его по мокрой спине.
Тот высвободился, отстранил поглядеть.
— Ты просто красавец без усов, Виктор. Слушай, все с цепи сорвались? На бегу суют оферты на коллекцию Ватрухина… Их тут несколько. Погоди, это не то, тут у меня по Библии, это тоже… а, вот.
У Роберта здесь, выясняется, назначен аппойнтмент с «Ауфбау». Виктор облегченно вздыхает.