Люси наконец поворачивается, и я смотрю в ее зеленые глаза. Они потемнели, в них невыразимая печаль и гневный блеск.

— Прости, — говорю я, потому что понимаю, насколько ужасно представлять смерть Джейми так, как я только что ее описала.

— Что это за марки? — спрашивает она. — Опиши мне поточнее, как они выглядели.

Я рассказываю, что обнаружила в тюремной камере Кэтлин Лоулер, в шкафчике возле ее стальной койки. Блок из десятка недорогих почтовых марок. Обратная поверхность покрыта сухим клеем — как на клапанах почтовых конвертов, — и при необходимости их нужно было послюнить или увлажнить губкой. Я описываю письмо Кэтлин, которое, естественно, не писала, и странную почтовую бумагу, которую та никак не могла купить в тюремном магазине. Кто-то выслал ей все это, и этим некто мог оказаться человек, выдававший себя за меня.

И вот марка уже на экране компьютера. Широкий белый пляж с редкими кустиками зеленой травы. Зонтик с красно-желтыми полосками, торчащий из песчаной дюны. Безоблачное небо, и одинокая чайка над ярко-голубой гладью моря.

31

31

Уже полночь, и мы без особого энтузиазма ковыряемся в своих тарелках. Готовил Бентон и, конечно, умудрился все испортить — паста переваренная и выглядит вялой и раскисшей. Впрочем, настроение такое, что аппетита ни у кого и нет. По крайней мере, я легко могу представить, что уже никогда ни к чему не притронусь: на что ни посмотри, все потенциальный источник болезни и смерти.

Соус болоньезе, зеленый салат, салатная приправа, даже вино — все напоминает, что мирное, здоровое сосуществование на этой планете — вещь трагически хрупкая. Как же мало нужно, чтобы вызвать катастрофу! Сдвиг тектонических плит, рождающий цунами, столкновение атмосферных фронтов, приводящее к ураганам и торнадо, но хуже всего то, что могут натворить люди.

Около часа назад Колин Денгейт прислал электронное письмо с информацией, делиться которой он со мной, наверное, не имел права, но такой уж он есть — деревенщина, мужлан, по его собственному определению. Вооружен и опасен — это Колин тоже про себя. Гордо восседающий за рулем своего древнего «лендровера», мчащийся с ревом в жару и зной и не боящийся ничего и никого, включая бюрократов, или бюрозавров, как он называет тех, кто позволяет, чтобы политика и фобии вставали на пути правого дела. Он не собирается отстранять меня от расследования, тем более когда попытки подставить меня достаточно неуклюжи и очевидны, чтобы похоронить любые разумные сомнения относительно того, не я ли травлю людей в Саванне.