— Один из моих офицеров хотел поговорить со мной. Он никак не мог решиться, ехать ему в Афганистан или нет. — Кислая улыбка. — Боялся оставить семью.

— Разумеется, вы его убедили, — сказал Странге.

— Это моя работа.

Лунд передала ему свой блокнот.

— Напишите его имя, фамилию и адрес.

Согард что-то быстро записал.

— Вам лучше поторопиться, если хотите его застать. Он отбывает в Гильменд на полгода.

— Поторопимся, — заверил его Странге, — можете не волноваться. Мы проверили данные операторов связи. Вы звонили Торпе незадолго до его смерти. Зачем?

— Я не имею отношения к его гибели.

— Может, вы боялись, что он начнет говорить? — продолжал Странге, словно не слыша последних слов Согарда. — Он ведь все знал.

— Что — все? Рабен напал на него. И Торпе просто боялся, что он вернется. Я успокоил его. Сказал, что за Рабеном следят полицейские. — Он вытянул ноги в тяжелых ботинках. — Видно, не слишком хорошо следили.

Лунд забрала свой блокнот.

— С Торпе связывалась Анна Драгсхольм, расспрашивала о том, что случилось в Гильменде, и о показаниях Рабена. Тех самых, которым не поверила военная прокуратура.

— Ну и что? — пожал плечами Согард.

— Вы приняли это дело близко к сердцу, — сказал Странге. — В протоколах зафиксированы ваши слова о том, что Рабен — трус и обманщик, если способен на такие высказывания об офицерах датской армии.

— Да, я так сказал. Его небылицы нанесли серьезный ущерб всем нам. Ему следовало взять на себя ответственность за свои ошибки, а не винить какого-то мифического Перка.

Лунд сверилась со своими записями.

— Вам нравится его жена, — сказала она. — Какие у вас с ней отношения?

— Какое это имеет отношение…

— Вчера вечером вы провожали ее домой. На балу танцевали с ней. Она вела себя так, будто вы пара. Так что…