— Его звали Сконинг.

Она стала перебирать личные дела.

— Что-нибудь еще? — спросил Странге.

— Нет, — промямлил Ленкхольм.

Лунд нашла нужную папку. На личном деле фотография бородатого мужчины в берете. Торбен Сконинг.

— Этот? — спросила она.

Ленкхольм кивнул.

— Отлично. — Странге хлопнул его по плечу. — Тогда мы закончили, приятель.

Он сгреб со стола бумаги, провел пальцем по списку личных дел.

— Сконинг в списке для привода. Может, навестим его сами и допросим вне очереди?

Лунд встала, подошла вслед за Странге к двери, смотрела, как он, не оборачиваясь, идет к винтовой лестнице. Она колебалась. После стольких дней блужданий впотьмах они, кажется, нащупали что-то, похожее на правду. Так было и в конце дела Бирк-Ларсен. И за последствия она платит до сих пор, и не она одна.

Мы учимся только на собственных ошибках, думала она. В ее голове снова звучал голос Яна Майера, его предостережения, которые она пропускала мимо ушей.

Лунд подошла к своему шкафчику, отперла замок, отыскала среди вещей девятимиллиметровый «глок» в кожаной кобуре. Посмотрела на него. Она знала, что ненавидит оружие и будет ненавидеть всегда.

Случайно она взглянула на свое отражение в металлической дверце: порез над глазом, синяки, отек. Но она все еще была жива, хотя и не понимала почему.

Пистолет опустился на дно сумки среди пакетиков жвачки и бумажных платков.

— Ты едешь или нет? — крикнул ей Странге с лестничной площадки этажом ниже.

— Сейчас догоню, — ответила она и пошла к лестнице.

Четкое и внятное выступление Томаса Бука перед комитетом оказалось точно таким, каким он его планировал в уме. Он ничего не изменил и не добавил по ходу речи — попросту потому, что ему нечего было добавить. Он сказал все, что знал.

— Почему парламент не был проинформирован об обвинениях афганцев против датской армии? Почему?..