Он успокоил пистолет в вытянутой руке, прыгнул к двери и направил пистолет в окно. Внутри мигали красные лампочки, горела подсветка индикаторов, свободно болтались ремни на пустом, испачканном кровью кресле пилота. В открытую дверь в дальней части кабины он разглядел Тхака, который уже был футах в ста от вертолета. Полковник с трудом перебирался через насыпь, потом пропал в облаке пыли и ветра.

Фрай бегом вернулся к машине и нашел Ли там, где ее оставил. Она подняла взгляд. Теперь ее затуманенный взор несколько прояснился.

— Я останусь здесь. Удачи тебе. Он далеко не уйдет.

На этот раз он мой, подумал Фрай. Достал из багажника фонарик и бросился навстречу ветру — в погоню за полковником Тхаком.

Он преодолел холм в считанные секунды. С верхней точки открывался вид на широкую промоину, бледную посередине, заросшую по краям юккой, постепенно сливавшейся с темнотой. Фрай заметил какое-то движение у стенки оврага. Движение, словно кто-то метался в кустах. Но чем сильней он вглядывался, тем слабей шевелились кусты. Он ранен, он истекает кровью, подумал Фрай. У него больная нога. Я знаю, куда он идет.

Фрай ступил в тяжелый песок промоины и двинулся следом. Он увидел Тхака еще дважды — промельк движения в темноте — и всякий раз до него оставалось все меньше. Там, где овраг поворачивал на север, Фрай пошел вперед, освещая путь фонариком. Кровь Тхака, темная и тяжелая, как старое масло, вела к краю оврага и поднималась наверх. Фрай выбрался из промоины и пошел по блестящему следу к подножью крутого холма.

Старые деревянные балки, подпиравшие вход в пещеру, подгнили и прогнулись. Листы почерневшей фанеры, когда-то закрывавшие дыру, были отодраны и раскиданы вокруг. На огромном валуне, загородившем отверстие, аэрозольной краской были начертаны непристойные надписи. Под граффити Фрай сумел прочесть предупреждение: «Рудник Сайдвиндера. Опасно! Вход воспрещен».

Он стоял и смотрел на черную дыру, и чувствовал, как на него начало давить со всех сторон, как медленно сходятся стены и тьма, он ощутил ужас замкнутого пространства. Все во Фрае — от сердца до кончиков пальцев — говорило ему «нет». Все, кроме голоса изнутри, голоса, который не однажды приводил его к самым страшным моментам в жизни, голоса, который принципиально не принимал «нет» в качестве ответа. Кровь Тхака блестела на камнях, лоснилась при свете его фонарика.

Ради Бенни, подумал он. Ради Ли. Ради себя самого.

Он набрал побольше воздуха, почувствовал липкий холодок на затылке и нырнул в катакомбы. Пять ступенек вниз, и мир затих. Внутри было сыро, дышалось с трудом. С фонариком он мог видеть самое большее футов на двадцать вперед. Подземный ход суживался и поворачивал направо. Под ногами хрустел темный гравий железной руды. Становилось холодно, тело дрожало под напитанной потом одеждой. Он повернул за угол.