Таец сует мне тарелку с остывшим рисом. Судя по всему, своим собственным ужином. Я благодарно качаю головой, отклоняя его руку и похлопывая по мешку у себя на коленях, мол, спасибо, капункап, у меня есть бутерброды.

Замешкавшись на миг, не зная, как бы еще меня подбодрить, таец все-таки отходит к дощатой рубке. Мальчишки сдувают мою лодку и, смяв ее (все пригодится в хозяйстве), кидают рядом со мной. Протяжно ревет, просыпаясь, мотор. Я последний раз оглядываюсь на берег. Различить Арно с такого расстояния мне уже не удается. Зато отчетливо белеет на скале белоснежный прямоугольник моего дома. Дальше, за «Пиратским баром», выпрыгнув из-за мыса, к берегу направляется лодка-такси, груженая еще незагорелым народом. Наверное, новый заезд к Лучано. Нет, я все еще в этой жизни, хотя зачем она мне после того, что я минуты назад пережила, уже непонятно. Что еще я могу понять, красивее, сильнее и счастливее того, чему научило меня солнце?

Господи, пугаюсь я вдруг, что будет, если я все это забуду? Я должна это записать, это кажется мне настолько важным, что если разум сыграет надо мной шутку и сотрет все из памяти, то моя жизнь сложится как-то по-другому, возможно, опять превратится из кареты в тыкву. Где мой блокнот?

Раскрыв его посредине, я хватаюсь за карандаш и начинаю судорожно строчить кривые вереницы слов, будто пьяных от счастья, укачанных на волнах набирающего скорость и направляющегося к неизвестным мне берегам, баркаса.

Солнце встает все выше и выше, освещая узкую полоску пляжа и играя зайчиками в стеклах моей брошенной и ненужной мне больше «Виллы Пратьяхары». Арно был прав, какое нелепое название для дома! 

Эпилог

Эпилог

На потолке чистенького, по-канцелярски безличного кабинета, напрочь игнорируя последние лучи заходящего апрельского солнца, уже битый час противно жужжали галогеновые лампы. За столом, спиной к окну сидел худой и прилизанный работник. Его руки нервно бегали по бумагам, бессмысленно открывая и тут же закрывая папки, никак не относящиеся к делу. Так же хаотично бегали по голым неуютным стенам и его светлые, почти бесцветные глаза.

— Ну я же вам повторяю, разыгрался шторм, даже не шторм, а целое цунами. Тридцать тысяч погибших и пропавших без вести, сотни затонувших кораблей. Поиски, разумеется, все еще ведутся, но вы же сами должны понимать. Ну что они там найдут? Кого на берег вынесло, того уже вынесло, а кого не нашли… — работник развел руками и незаметно зевнул.

— Но судно, этот лайнер, на котором она плыла, ведь же не затонуло? — продолжал докапываться до истины Иван Иваныч.