План был прост и имел только одно слабое место: что, если Макс совсем перестал появляться в Веледниково? И не значит ли дежурство там бандитов, что Макса полностью изолировали? Хотя интуиция мне подсказывала, что для того, чтобы полностью изолировать энергичного и свободолюбивого Макса, его пришлось бы убить. А раз в планы заказчика входило украсть ребенка и тем самым заткнуть Максу рот, значит, убивать его не собирались. Да и одно дело — грохнуть для острастки никого не интересующую старушку, и совсем другое — крупного бизнесмена.

Как бы там ни было, никакого другого плана у меня все равно не было, и за неимением лучшего, я просто запретила себе думать в непозитивном ключе «А что, если?..»

Дальше дело пошло как по маслу. Главным было — отключить ненужную и только мешающую теперь голову, но с помощью коньяка цель эта была уже достигнута.

Высунувшись из открытого окна пойманной мной машины, я подставила горящее лицо прохладным потокам ночного воздуха и попыталась поймать радость жизни. Радость моментально словилась (кажется, если я уцелею после этих приключений, то алкоголизм до конца жизни мне гарантирован), и я наслаждалась простым фактом: в данную минуту Я ЕСТЬ… I AM… IK BEN… В руках я сжимала большой полиэтиленовый пакет с плюшевым «троянским конем».

Мимо разогнавшейся на пустой трассе машины пролетали сначала огни ночного города (прав Макс, и Москва и правда может быть смертельно красива, если захочет), а затем, после пересечения МКАДа, замелькали черные сосны. Фонарей на дороге больше не было, а свежесть загородного воздуха достигла апогея, и я казалась себе птицей, несущейся в ночи навстречу своей судьбе.

Страха не было. Меня больше ничего не смущало, и я чувствовала, что делаю единственно правильное из всего возможного. Отсутствие выбора придавало сил. И зачем все так всегда боролись за выбор, который не порождает ничего, кроме ненужной рефлексии?

Не смутило меня и нежелание водителя подождать меня в спящем поселке.

— Вы уж извините, но я, пожалуй, все-таки поеду. Всегда недолюбливал темноту Подмосковья. И в Москве-то посреди освещенной улицы недолго нарваться ночью на неприятности, а ночами по деревням шастать — точно не мое, — сказал водитель, и задние огни его машины быстро исчезли за поворотом.

В обход дороги, огородами, я тихонько добралась до забора нужного особняка. Обогнула его по известной мне уже тропинке и оказалась у задней калитки. Потрогала холодную металлическую ручку, нажала вниз, — тяжелая дверь поддалась и чуть приоткрылась.

Как мышь, проскользнув в щель, я замерла за кустом и присмотрелась. Глаза уже привыкли к темноте, и я отчетливо видела чернеющий силуэт дома. На первом этаже в окнах горел приглушенный синий свет, то и дело вспыхивая вспышками разной интенсивности. Кто-то смотрел телевизор. Сердце забилось чаще. Вдруг, подползя к распахнутому окну гостиной и осторожно подтянувшись к высокому подоконнику, я увижу развалившегося в кресле Макса, уютно сжимающего в руке стакан с виски? Господи, дай, чтобы это был Макс!