Алан Мейтленд ждал три четверти часа в приемной номера люкс, и по мере того как шли минуты, все больше нервничал и терял уверенность. А теперь, когда ему предложили войти в комнату, он уже не был уверен в том, зачем вообще сюда пришел.

— Доброе утро, — живо произнес премьер-министр. — Насколько я понимаю, вы хотели видеть меня.

Оба настороженно оглядели друг друга. Интерес восторжествовал над нервозностью, и Алан увидел перед собой высокого мужчину, который, слегка ссутулясь, сидел в удобном мягком кресле. Это лицо с орлиным профилем, вдумчивыми глазами и длинным горбатым носом было знакомо — оно глядело с тысяч газетных страниц и телевизионных экранов. И однако же, это лицо было старше, морщинистее, чем на фотографиях. Со следами усталости, чего Мейтленд не ожидал.

— Благодарю вас, что приняли меня, господин премьер-министр, — сказал Алан. — Я хотел обратиться к вам лично от имени Анри Дюваля.

«Адвокаты нынче стали моложе, чем когда-либо, — подумал Джеймс Хоуден. — Или они просто кажутся такими старшим, еще более стареющим адвокатам?» Интересно, сорок лет назад он выглядел таким же молодым и крепким, как этот коротко остриженный, атлетически сложенный молодой человек, который, стесняясь, стоял сейчас перед ним?

— Что ж, садитесь. — Премьер-министр указал на стоявший напротив стул, на который Алан и сел. — Вам придется быть кратким, мистер Мейтленд, так как я могу уделить вам всего несколько минут.

— Я ожидал, что так будет, сэр. — Алан старался говорить уважительно. — Поэтому я решил не излагать вам факты, из которых состоит дело. Я полагаю, о большинстве из них вы уже слышали.

— Слышал! — Хоуден с трудом сдержал приступ истерического смеха. — Великий Боже! Да я, казалось, не одну неделю уже ничего другого не слышу.

Алан улыбнулся — теплой мальчишеской улыбкой, как заметил Хоуден, которая внезапно появляется и быстро исчезает. Мгновенно посерьезнев, он заговорил:

— Много такого, господин премьер-министр, о чем факты умалчивают: условия жизни на корабле; человека запихивают в дыру не больше клетки для животного; человеческое существо, у которого нет ни свободы, ни надежды…

— До вас не дошло, мистер Мейтленд, — перебил его Хоуден, — что это не канадское судно, что такие условия существуют уже очень давно и что это забота не нашей страны?

— Так чья же это забота? Сэр, я вас спрашиваю. — Глаза Алана заметали молнии, вся его нервозность прошла. — Мы что же, не должны заботиться о человеке, который не принадлежит к нашему славному сплоченному клубу?

Джеймс Хоуден терпеливо ответил: