— Кто там у нее?

— Дронов.

— Кто он ей?

— Бог. Нет, я не шучу. Вот вы говорите все время: «Господь повелел», а она: «Дронов сказал».

— Кто он такой? Никогда не слышал это имя.

— Сам он говорит, что рабочий из Москвы. Но я не верю. Рабочие работают, а этот разъезжает. Наташа познакомилась с Дроновым в Боброве, в швейной мастерской Калитиной, она там подрабатывает. Этот «рабочий» туда приходил со своими листками, дал один и ей. Наталья показала листок Дронова Ирине. Они его от меня прятали, но я его все же увидела. Листок глупый, о каком-то царстве трудового народа. Не думала я, что эта чушь так изменит Ирину. «Я должна работать!» — объявила. «Работай здесь, — говорю. — Подними имение. Ведь все запущено, живем в долгах». Нет, «работать» для нее — другое. Если для себя — это не «работать». Поехала вместе с Натальей в Москву, к Дронову. Обе собираются зарабатывать на жизнь шитьем.

— Что ж, похвальное дело…

— Похвальное? Было бы похвальное, если бы не слепой фанатизм. Ведь они уехали не просто начать самостоятельную жизнь — это-то я бы как раз поняла и приняла. Нет, они уехали «служить народу». Почему бы этому народу здесь не служить? Да потому, что служить по-настоящему кому бы то ни было скучно. Интересны собрания с разговорами об идеалах, вся эта крикливая групповщина. Этот Дронов ведь организовал у себя в Москве какой-то кружок, и наши девицы собираются в нем участвовать, А вот мать поддержать в ее одиночестве, ее безысходности — о том и речи не может быть. Ирина, когда уезжала, мне столько жестокого, обидного наговорила — я и паразитирую на труде народа, я и никчемная, ничего не умею, и так далее. Она ведь меня теперь ненавидит. Это моя боль.

— Скажите, в Леснянке остались вещи Натальи?

— А почему вы так Натальей интересуетесь? — запоздало заинтересовалась Артюшина.

— Есть одна причина. Исповедовалась она у меня. Большего сказать не могу.

— Понимаю-понимаю, — пробормотала Варвара Савельевна. — Наталья все забрала с собой. Я думаю, она сюда больше не вернется. И слава Богу.

Извозчик, привезший отца Иоанна в Леснянку, встретил священника недовольным взглядом, но ничего не сказал. Иерей и забыл, что обещал держать его не больше получаса. На разговор с Артюшиной ушел целый час — вот уж не рассчитывал, что столько с ней проволынится. У Иоанна от усталости покруживалась голова. «Обратно!» — бросил он извозчику.

От рывка коляски священник упал на спинку сиденья и так, полулежа, остался сидеть. Закрыл глаза, дал душе отойти. Такое удовольствие — никого не слышать и самому молчать. Если бы еще мысли не докучали.