Она повернулась ко мне:

— Ах вот как?

— Мне бы стоило спросить иначе: кто вас избил? Точнее, избивал периодически? Потому что рана, которую я только что привел в порядок, у вас не единственная. У вас есть и другие, давно затянувшиеся. За ушами. У корней волос. На шее. На плечах. Должен признать, они почти незаметны, и обычный человек вряд ли разглядел бы их. Но любой врач их заметит. Вы были жертвой домашнего насилия, миссис Маккарти? Если это так, я хочу сказать, что никогда не поздно обратиться за помощью к профессионалу, который…

Она расхохоталась.

Чистосердечно, от всей души.

Я почувствовал, что краснею. Давно я не чувствовал себя таким идиотом.

— Бедный мой друг! — воскликнула она. — Вы и в самом деле подумали, что я из таких женщин?

Ее глаза превратились в два узких смертоносных лезвия, и я с ужасом осознал всю глубину своей ошибки, а заодно смысл выражения «политическое животное». У этой женщины был настоящий дар именно такого рода. В ней чувствовались такая сила и такая животная энергия, какие ни один, даже самый могущественный, соперник не смог бы сокрушить.

— Для того чтобы узнать о происхождении этих шрамов, — произнесла Хелен Маккарти, — вам достаточно было бы внимательнее почитать газеты. Я не делаю из этого никакой тайны. В моем прошлом не было ни мужа-насильника, ни отца-тирана — вы ведь именно об этом подумали, верно? Мой муж был прекрасным человеком, он умер и оставил мне большое состояние, упокой Господи его душу. Что до моего отца, он пастор. Он до сих пор жив и ведет жизнь, достойную настоящего святого. Разумеется, журналисты перемыли мне все кости, как и остальным кандидатам… Дело в том, что я попала в очень серьезную автокатастрофу. Когда приехали врачи, они вначале сочли меня мертвой. Но я боролась за жизнь и сумела выкарабкаться. Однако пришлось делать множество пластических операций — и сразу после, и еще в течение нескольких лет. Но я вернулась на свое место — на политическую сцену, под безжалостный свет софитов. Так что советую вам починить свой радар, вычисляющий «жертв домашнего насилия», — он барахлит. Я не из тех, кто позволяет так с собой обходиться.

Я молча кивнул, сгорая от стыда.

— Если уж хотите все знать, — продолжила она, на сей раз более мягким тоном, — произошло вот что. Я беседовала с одним молодым человеком, который вначале произвел на меня впечатление очень обходительного, правда, чересчур склонного к иронии. Меня это слегка утомило, и я ответ отпустила ироническое замечание по поводу его мужественности. И тогда он меня ударил. Свидетелей рядом не оказалось. Он тут же исчез. Я не стала звать охрану — этот эпизод не добавил бы мне популярности. Кто захочет видеть на посту губернатора женщину, к которой можно вот просто так подойти и ударить? Вы же знаете, каковы наши журналисты. На меня и без того уже набросилась половина пользователей Интернета. Надеюсь, я могу рассчитывать на ваше молчание?