Светлый фон

Он с улыбкой смотрел на нее и думал о том, как прямо и несколько упрощенно его жена смотрит на мир и как часто это себя оправдывает.

42

42

Амайя долго стояла под горячим душем и, выйдя из ванной комнаты, почувствовала себя гораздо лучше, хотя окончательно расслабиться ей так и не удалось. Она ощущала, как ее мышцы сокращаются под кожей подобно мускулам спортсменки перед соревнованиями. Она не понимала, как работает интуиция, этот сложный процесс, внезапно запускающийся в голове и душе следователя. Тем не менее, на каком-то почти подсознательном уровне она ощущала, как вращаются, цепляясь друг за друга, шестерни расследования, в своем медленном движении увлекая за собой сотни мелких фактов, в свою очередь нанизывающие на себя другие детали, отчего все начинает обретать смысл. Ей казалось, что застилавшая ей глаза пелена тумана вдруг начинает расступаться. Она снова услышала голос агента Дюпре. Что мешает расследованию.

В очередной раз интуиция этого человека попала в яблочко, несмотря на то что мишень плавала где-то посреди океана.

То, что мешало расследованию, никуда не исчезло. В глубине души она была убеждена, что чудовище, являющееся к ее кровати по ночам, всего лишь отступило на один шаг, чтобы спрятаться во мраке. Оно вернулось во тьму подобно старому вампиру, испуганному солнечным светом, который потоком хлынул в разверзшуюся прошлой ночью расщелину. Раньше она подобно жертве стокгольмского синдрома страшилась одной мысли о необходимости пробить это отверстие, разрываясь между стремлением к свободе и паническим ужасом перед последствиями этого шага. Маленькое отверстие в темнице страха и безмолвия, из которых она создала железные брусья мучительных тайн. В этой тюрьме она надеялась удержать монстра, который приходил к ней по ночам. Не вызывало сомнения то, что в ближайшие месяцы через образовавшееся отверстие проникнет не только все проясняющий свет. Она себя не обманывала. Она знала, что если не будет осмотрительна, отверстие постепенно затянется и однажды ночью над ее постелью снова склонится старый вампир. Но сейчас ей было нетрудно представить себе мир, в котором призраки прошлого больше не будут являться к ней по ночам, мир, в котором она сможет открыться Джеймсу, как она была обязана сделать с самого начала, мир, в котором причудливые духи природы изгибают сияющие шлейфы звезд, чтобы озарить ее судьбу.

Но Дюпре сказал ей кое-что еще, и эти его слова тоже продолжали звучать у нее в голове, как навязчивый мотив, от которого, сколько ни старайся, избавиться почти невозможно и который напеваешь днями напролет, даже не помня ни единого слова текста.