Но в следующее мгновение Леонард наклонился к ее уху, — а вовсе не она к его, — и прошептал:

— Нам нужно поговорить.

Река посмотрела на него и увидела его глаза. В тусклом свете они казались не серыми, а темными бездонными колодцами.

— Я слушаю, — негромко ответила она.

— Не здесь, — сказала Маус. — Наедине.

Река обвела взглядом кабину локомотива. Каген стоял позади машиниста. Молодой голландец, тяжело дыша, кидал в топку уголь.

— Можно в вагоне в хвосте поезда, — предложила она. Теперь состав двигался не быстрее шаркающего старика, и им ничего не стоит перейти туда.

Леонард кивнул.

— По словам машиниста, до Эйтхейзена еще полчаса.

Не говоря Кагену ни слова, — Река почему-то подумала, что Леонард скажет немцу, будто они идут проведать Вресье, — Маус сошел с подножки локомотива. Река последовала за ним, соскочив на мокрый гравий железнодорожной насыпи. Ей в плечи тотчас впились струи дождя. Мимо, громыхая колесами, с черепашьей скоростью полз состав. Вагоны ползли мимо нее так медленно, что при желании она могла безбоязненно дотронуться до бока любого вагона, не опасаясь, что ее затянет под колеса. Они дождались, когда с ними наконец поравнялся последний вагон. Леонард вскочил на подножку и, протянув ей руку, помог запрыгнуть.

В вагоне было темно. Вресье, по идее, должна сидеть там, где она ее оставила, в самом конце вагона. Скорее всего, она по-прежнему находится там. Но Леонард, поддерживая Реку под локоть, подтолкнул ее к крошечному купе справа от прохода. Внутри пахло пылью. Несмотря на дождь за окном, здесь было на редкость сухо. Дверь он оставил чуть приоткрытой.

Они сели на мягкое сиденье, и их бедра соприкоснулись. Река тотчас почувствовала дрожь в коленях, пусть даже едва заметную.

— Я должен тебе что-то сказать, — произнес он.

Но она, как и тогда, на польдере, поднесла палец к губам. Но на этот раз ей не было стыдно.

Леонард молчал, и пару секунд царила тишина, которую нарушал лишь перестук колес. А затем он наклонился и припал губами к ее губам.

Ей же оставалось только надеяться, что именно это он и хотел ей сказать.

В купе было темно, и Маус не мог разглядеть ее лица, зато он ощущал запах ее волос, влажных от дождя.

Когда она поднесла палец к его губам и не стала его отнимать, он не смог сказать ей того, что хотел. Не сейчас. Это было не то, что он намеревался сделать, но так уж получилось, и он наклонился к ней, примерно зная, где находится ее лицо. Маус нашел в темноте ее губы и прильнул к ним в поцелуе.

Его рука скользнула к вороту ее платья, застегнутого сзади на все пуговицы, а ее рука, которая до сих пор покоилась у него на груди, скользнув выше, под пальто, стянула один рукав, после чего снова легла ему на сердце.