Светлый фон

— Я думала, мы с вами договорились относительно выпивки…

— Плюньте вы на это, доктор. В конце концов, мы живем в реальном мире. Так, кажется, вы называете жизнь вокруг нас? Реальный мир? Между прочим, в промежутке между нашим предыдущим и нынешним разговором я кое-кого убил. А вы продолжаете твердить мне, что следует сократить количество потребляемого мной пива. Как будто это хоть что-нибудь значит.

Босх прикурил сигарету, но не спрятал, как прежде, зажигалку и пачку в карман, а демонстративно положил их перед собой на стол. Кармен Хинойос, прежде чем заговорить снова, довольно долго следила за его манипуляциями.

— Вы правы, Гарри. Извините за мелочные придирки. Давайте перейдем к тому, что мне представляется корнем проблемы. Вы вот сказали, что не раскрыли убийство, расследование которого являлось главным делом вашей жизни. Разумеется, вы имеете в виду убийство вашей матери. Я, конечно, могу судить об этом деле, основываясь лишь на материалах прессы. Так, сегодняшняя «Таймс» утверждает, что ее убил Миттель. Могу ли я расценивать сказанное вами выше как заявление, что это не соответствует действительности?

— Да, я совершенно точно знаю, что это нисколько не соответствует действительности.

— Как вы об этом узнали?

— Очень просто. По отпечаткам пальцев. Я поехал в морг, снял отпечатки Миттеля и сравнил их с отпечатками на орудии убийства, то есть на поясе жертвы. Они не совпали. Миттель ее не убивал. Его даже рядом с ней не было. Но я не хочу, чтобы у вас сложилось неверное впечатление от моих слов. Не думайте, что я испытываю по отношению к Миттелю комплекс вины. Это был человек, по прямому приказу которого убивали других людей. О двух таких случаях я знаю совершенно точно. Кроме того, он собирался убить меня. Так что я могу сказать только одно: мне на него плевать. Он заслуживал смерти. Но гибель Паундса и Конклина — на моей совести, и с этим грузом мне придется жить дальше. Возможно, мысль о том, что я навлек на них смерть, будет преследовать меня до последнего часа. Так или иначе, но мне придется за это расплачиваться. Должна быть очень веская причина, чтобы облегчить эту тяжкую ношу. Вы понимаете, о чем я? Но такой причины, как мне представляется, не существует.

— Я это понимаю. Но не совсем ясно, как нам в свете всего этого продолжать разговор? Быть может, вы хотите поговорить о своих чувствах к Паундсу или Конклину?

— Честно говоря, не хочу. Я уже достаточно об этом думал. Никто из них безгрешным не был. Они совершали в своей жизни дурные поступки. Но такой смерти не заслужили. Особенно Паундс. Господь свидетель, как мне трудно об этом говорить. Мне и думать-то об этом невмоготу.