Июль 1908 года. Верховный понтифик продолжает расследование, начатое еще Климентом V. К списку убитых пап он добавляет отчет группы швейцарских врачей, которые в величайшей тайне проанализировали состав пепельного налета, собранного на сто лет раньше камерлингом Григория XVI. В докладе сказано, что этот осадок образуется при распространении по телу медленно действующего яда, который погружает жертву в летаргическое состояние, похожее на глубокую кому, но не лишает ее сознания. Кома такая глубокая, что любой, кто бы ни осматривал этого несчастного, вынужден был констатировать его смерть.

Каталептический яд. Вот чем кардиналы из братства Черного дыма убивают верховных понтификов!

Баллестра чувствует, что теряет разум. Сколько пап были похоронены живыми и умерли от голода и жажды, лежа в темноте с широко открытыми глазами? Сколько призраков очнулись, когда яд перестал действовать, и с отчаянными криками царапали ногтями тяжелую плиту, накрывшую их? И что еще хуже — сколько несчастных были выпотрошены еще живыми после того, как в обряд папских похорон было включено бальзамирование?

Баллестра роняет фонарь и отступает на несколько шагов в темноту Комнаты Тайн. Он во что бы то ни стало должен выйти отсюда и предупредить камерлинга, что братство Черного дыма Сатаны готовится захватить контроль над конклавом. Нет! Предупредить надо не камерлинга, а главного редактора «Оссерваторе Романо». А еще лучше сообщить в «Коррьере делла Сера» или в «Стампу». Или в любую американскую ежедневную газету — в «Вашингтон пост» или «Нью-Йорк таймс». Да, именно это надо делать, даже если придется раскрыть тайну, которая может стать смертным приговором для Церкви. Все лучше, чем позволить членам братства Черного дыма посадить одного из их числа на престол святого Петра.

Баллестра нагибается, чтобы поднять свой карманный диктофон, и в этот момент чувствует затылком дуновение воздуха. Он хочет обернуться, но не успевает. Нечеловечески сильная рука охватывает его шею. Лезвие кинжала вонзается архивисту в спину, и перед его глазами вспыхивает ослепительная белая молния. Пока лезвие выходит из тела Баллестры и пронзает его снова, он ищет в уме молитву, чтобы обратиться к Богу, в которого так верил. Но с огромной болью в душе он осознает, что его вера умерла и это так же верно, как то, что он сам умирает. Из горла старика архивиста вырывается хрип, эхо которого затихает под сводами Комнаты Тайн.

125

125

Подземелья Больцано. Отец Карцо только что отпустил руку Марии. Он продолжает бежать. Мария громко кричит его имя, протягивает к нему руку, но он удаляется. Она бежит изо всех сил, но у нее нестерпимо болят ноги. Она не может этого выдержать и замедляет скорость. Сзади все ближе слышно дыхание матери Абигайль.