В его взгляде зажигается насмешливый огонек, но Валентина готова поклясться, что это не обычная насмешка. Это пламя откровенной злобы. Нет, даже не злобы, а безумия. Швейцарец сошел с ума. Он чокнутый. У него не все дома и поехала крыша.
Валентина уже собирается отказаться от своего намерения, но великан внезапно отводит от нее взгляд и делает своим подчиненным знак поднять решетку. У молодой женщины подкашиваются ноги. Надо удирать отсюда! Придумать какую угодно неожиданную причину для ухода, бежать со всех ног к карабинерам и сказать им, чтобы они арестовали этих подлецов.
И все-таки, если бы Валентина могла поступать, как кричал ей ее инстинкт, она раздавила бы каблуком яйца этому типу и зажала бы его шею между ног. Вместо этого, когда решетка со скрежетом поднялась, ноги Валентины сами понесли ее к разинутой, как пасть, дыре, за которой начиналась лестница.
136
136
Отец Карцо стоит на коленях лицом к Марии Паркс, которая извивается в кресле. Он беспокоится. Сначала транс проходил хорошо: молодая женщина как будто мирно спала. Но только что на ее лице стали появляться одна за другой гримасы ужаса, а мышцы рук напряглись под ремнями. И главное — она начала стареть. Да, Паркс стареет, хотя его ум отказывается это признать. Сначала кожа на лице обвисла и покрылась морщинами. Теперь увядает шея, и все лицо оседает, как подтаявший сугроб.
Карцо убеждает себя, что это ему кажется из-за того, что факелы светят слабо. Но когда волосы молодой женщины начинают седеть, ему все же приходится признать, что она превращается. Внезапно Мария начинает громко кричать чужим голосом: