Расплескивая ногами ледяную воду в лужах, она поднимается на Квиринальский холм и бежит к центру. Пробегая мимо президентского дворца, она ищет глазами гвардейцев, которые должны стоять на посту перед его решетками. Но будки охраны пусты. Валентина продолжает бежать. В тот момент, когда вдали возникают стены дворца Барберини, она видит в ста метрах перед собой еще двух монахов. Тогда она сворачивает в переулок, заставленный мусорными контейнерами, — и видит свечи процессии на улице Национале. Четыре монаха уже совсем близко сзади нее. Вдруг вспыхивают лучи синего света: четыре машины с карабинерами сопровождают для охраны процессию верующих, и их фонари, вращаясь, освещают улицу.

Нужно последнее усилие, последний рывок.

В последний момент перед тем, как раствориться в этом потоке людей, Валентина вынимает из кобуры свой пистолет и выстреливает всю обойму в воздух. Раскаленные гильзы сыплются на асфальт. Толпа с криками разбегается, карабинеры готовятся задержать нарушительницу. Валентина, не останавливаясь, продолжает бежать к ним, размахивая своим полицейским удостоверением и выкрикивая свои имя и должность. Потом она падает на руки капралу карабинеров. Пока он заворачивает Валентину в шерстяное одеяло, она в последний раз бросает взгляд через плечо. Монахи исчезли.

171

171

Мария Паркс и отец Карцо стоят рядом на старом кладбище монастыря Больцано. Здесь они только что нашли могилу затворницы. Надгробная плита поросла мхом, и надпись с нее уже стерлась. Только костыльный крест, тоже наполовину стертый временем, еще виден. Вот где августинки похоронили старую монахиню в один из дней февраля 1348 года. В тот день, когда Зверь вошел в монастырь.

Раздвинув куст дрока, Мария обнаруживает еще одну покрытую мхом плиту. Ощупывая пальцами неровности камня, она читает эпитафию, которую почти стерли время и мороз:

— Здесь покоится Томас Ландегаард, инквизитор провинций Арагон, Каталония, Прованс и Милан.

Значит, вот где похоронен человек, вместе с которым она провела несколько минут его жизни. Мария чувствует странную печаль, словно здесь похоронили частицу ее самой. Нет, словно инквизитор вспоминает об ужасных событиях того года. Она спрашивает себя: какими были последние мысли Ландегаарда в минуту, когда его мертвые охранники ломали дверь донжона? Думал ли он о монахинях из Понте-Леоне, которых распяли Воры Душ? Слышал ли в последний раз вопли похороненных заживо траппистов? Или думал о том запахе, таком волнующем и женственном, который коснулся его ноздрей, когда он просыпался на коне, вдыхая ледяной воздух Сервина? Глаза Марии заблестели от слез. Да, это о ней думал Ландегаард, когда призраки его собственных людей распарывали ему живот и он умирал. Как будто транс действительно перенес Марию в прошлое и она оставила в сердце инквизитора какое-то чувство. Это чувство не умерло. Оно не умрет никогда.