— О’кей. — Ее красные кеды проскрипели по мокрой траве, и она скрылась внутри шатра.

Единственным доносившимся изнутри звуком был шум дизельных генераторов, запитывавших прожектора.

— Спасибо, что приехал, Генри.

— Ты должен сказать ей.

— Не хочу.

— Эш, ей нужно знать. Она и так играет не с полной колодой, да еще ты прячешь от нее карты.

— Нет.

Он положил мне руку на плечо:

— Я говорил с Дики — тебя отправят в отпуск но семейным обстоятельствам. Теперь это уже не важно.

— Это важно для меня!

— Почему? Ради всего святого, Эш, ты…

— Потому что это мое. Понял? Вот почему. — Я встал с капота, руки сами сжались в пронизываемые болью кулаки. — Четыре года это было моим. Ребекка — не общественная собственность, она моя дочь. И я не воспринимаю ублюдков, играющих ее жизнью и пытающихся сказать мне, что она мертва…

— Прости меня, Эш, но Ребекка… — Голос Генри был едва слышен.

— Она не мертва Она не мертва до тех пор, пока я не получу открытку…

По туману распространилось сияние — розовое, золотое и кроваво-красное. Должно быть, над холмами взошло солнце.

Я посмотрел на свои кулаки:

— И да. Я понимаю, как это звучит. Я никогда… — Глубокий вздох. — Это — мое.

Из полицейского шатра появилась доктор Макдональд. Она что-то несла подмышкой, а в руках у нее были две дымящиеся чашки.