Терри расстегнула молнию на спортивной сумке:
— Мив сказала мне, что Питбуль послал тебя сюда, чтобы поговорить с моим Доусоном. И я что, должна в это поверить? Кажется, со всеми делами о наркотиках и секретных агентах мы с вами разобрались, не так ли? Так скажите же мне, констебль Хендерсон, что Питбуль приказал вам сделать?
Я еще раз сплюнул кровь:
— Я не работаю на Энди Инглиса. Я… должен ему немного денег, вот и все.
Юджин втянул в себя воздух с таким звуком, какой производит автомобильный механик, собирающийся сорвать с клиента деньжат мимо кассы:
— У нашего приятеля в бумажнике шесть сотен лежит.
— Констебль Хендерсон, вы утаили деньги от бедного Питбуля?
— Ничего я не… Я… вы же слышали, что сказала ваша горилла — мою дочь похитили. Доусон видел Мальчика-день-рождения, когда тот похищал Бренду Чедвик, мне нужно знать…
На этот раз удар был так силен, что опрокинул меня вместе со стулом на спину.
Ахххх.
Потолок состоял из необшитых перекрытий, электрических кабелей, потом шли доски настила верхнего помещения. Точно такой же, как на поздравительных открытках.
— Вы погрязли во лжи и хитрости, констебль Хендерсон. А это очень плохо для души. Вам нужно искупить свои грехи, как искупает их здесь Вирджиния.
Я закашлялся. Маленькие красные капельки упали мне на лицо.
— Я просто хочу вернуть свою дочь…
— Бренда Чедвик была просто дешевой шлюхой, которая пыталась зацепить на крючок моего сына. Всего двенадцать лет, а уже уверена, что может
— Он видел Мальчика-день-рождения…
— Юджин, сколько, вы сказали, при себе денег у констебля Хендерсона?
— Шесть сотен. Точнее, пять сотен и восемьдесят.