— Я вовсе не пьяна. С похмелья — да. Но не пьяна.
— Скоро вернусь. — Мария-Луиза следует за ней.
Дальше раздевалки женщины, похоже, не пошли, и голоса их слышны совершенно отчетливо. Спокойная поначалу беседа быстро набирает обороты. Мария-Луиза по-прежнему говорит тихо, но Лилиан отвечает все громче и громче.
— Я что, не имею права расслабиться после работы? Или я должна, как ты, посвятить жизнь детям?
«Посвятить жизнь» прозвучало с почти презрительным оттенком.
— Успокойся, Лилиан, дети могут услышать…
— Я спокойна, черт подери!
За столом в воспитательской все притихли. Ханна и Андреас сидят с опущенной головой и молчат. И Ян молчит. А что говорить?
— Ты больна! Тебе надо лечиться!
А это кто сказал? Лилиан или Мария-Луиза?
Похоже, все-таки Мария-Луиза, потому что ответом служит пронзительный вопль Лилиан:
— А ты, конечно, само совершенство! Но я не могу быть такой, как ты! Пусть психи сами пасут своих детей!
— Лилиан, у тебя истерика, — коротко и тихо заявляет Мария-Луиза.
Андреаса передергивает, как от внезапного приступа тошноты. Он поднимается:
— Пойду к детям.
Он уходит в игровую, и через минуту оттуда доносятся звуки бравурной песенки — Андреас включил стереосистему, чтобы заглушить выкрики из раздевалки.
Но, как почти всегда, ссора быстро иссякает. Через несколько минут раздается хлопок наружной двери, и в воспитательской появляется Мария-Луиза. С обычной материнской улыбкой.
— Лилиан пошла домой, — объявляет она. — Ей надо немного отдохнуть.