— И правильно, — одобрил Ян.

Мария-Луиза опять посмотрела на Стену и продолжила — очень тихо, будто сама с собой разговаривала:

— Все так ужасно стало… какие опасные люди есть на земле.

— А мы… мы своего рода спасатели.

Ян сказал это очень тихо, и начальница, похоже, его слов не услышала.

В тот же вечер Ян делает еще одну попытку наладить контакт с Рами. Притворяется, что идет домой после смены, но на полпути сворачивает, гуляет в квартале вилл — ждет, пока в больнице угаснет дневная суета. Потом, опять не прямым путем, добирается до знакомого валуна над ручьем.

Снимает рюкзак, достает Ангела и включает, не сводя глаз с каменной громады клиники. Четвертый этаж, седьмое окно справа. Оно светится, как и в тот раз, но людей не видно.

— Белка, Белка, — шепчет он в передатчик.

Ничего не происходит. Свет горит, как горел.

Он пробует еще раз. Если Рами нет в палате или она спит, то почему включен свет? Или он всегда включен?

В конце концов он прекращает свои попытки, кладет Ангела в рюкзак и уходит. В этот четверг, в этот первый по-настоящему зимний день, он чувствует себя глубоко несчастным. Мало того — отверженным. Всеми отверженным. Ну, может быть, не всеми — дети его очень любят, но если играть с ними слишком много… тоже, наверное, подозрительно.

Подозрения ему ни к чему. Тогда Мария-Луиза не будет спускать с него глаз, так же как она не спускает глаз с Лилиан.

О чем они говорили там, Лилиан и Ханна, на заснеженном газоне «Полянки»? О чем они вообще все время шепчутся? И почему замолкают, когда он появляется?

Домой он не идет. У него назначена встреча с Лилиан. Они должны поговорить об Иване Рёсселе.

48

48

Он поднимается на крыльцо таунхауса, звонит в дверь и ждет. Ждет и прислушивается. В доме слышны голоса — похоже, работает телевизор.

Открыла не Лилиан, а ее старший брат. Ян так и не знал его имени. Он кивнул Яну и крикнул через плечо:

— Минти!