Последние слова Андрея перекрыл громкий хохот. Сидевший у стола толстяк не просто смеялся – ржал в голос так, что под расстёгнутым разгрузочным жилетом колыхалось пузо, и из глаз лились слёзы. Военный вздрогнул, бросил на него косой взгляд через плечо, а потом снова повернулся к Смирнову. Несмотря на то, что в комнате – большой горнице деревенской избы – уже порядком потемнело из-за сгустившихся за грязными окнами сумерек, было ясно видно, что лицо его идёт вперемешку багровыми и бледными пятнами, а нервно сцепленные на груди руки с трудом удерживаются от того, чтобы не влепить хорошо поставленный, возможно калечащий удар.

– Ай, молодца! Ай, порадовал! – еле-еле смог выговорить сквозь смех толстяк. – Что за день такой удачный выдался! И слухи подтвердились, и нарушители твои нашлись. Так ведь мало этого, слышь, подполковник? Ещё и этого проходимца раздобыли! И ведь не обычный какой мужичонка, который двух слов связать не может, если одно из них не матерное. Ведь как сказал! Припечатал! Даже я так складно не умею. Ух, порадовал! Спасибо, родной. Даже извиниться перед тобой хочется за то, что Паша тебя так отмордовал. Знали бы, что ты такую речь задвинешь, ха-ха-ха! Сам виноват, что молчал-то, как баран? Надо было сразу там, у больницы, выступать начинать. Ой, не могу, щас сдохну!

Толстяк веселился совершенно искренне, военный же напротив – всё мрачнел и мрачнел. Наконец отсмеявшись, человек у стола махнул рукой.

– Ладно, спасибо, поугорали и довольно. Даже жалко, что ты нам всё наврал здесь. Наврал, наврал, не отнекивайся! И ты подполковник, обиженные глаза не делай. Развели тебя, как лоха. Я ж правильно сказал в начале – не научимся, так поржём. Спасибо за веселье, но я ни в жизнь не поверю, что этот вот краснобай – обычный таёжный поселянин, живущий в какой-то глухомани с мифической тёткой. Я тебя умоляю…

Всё ещё улыбаясь, он махнул на Смирнова рукой, но в его глазах уже начала поблёскивать знакомая холодная металлическая искра.

– Жаль, мужик. Я б тебя с собой забрал, держал бы специально, чтоб ты вояк травил. Слушай, может, всё-таки сам всё расскажешь, а? Ради человеколюбия? Чтобы баланс не пострадал? А-а, кого я обманываю! Ладно.

Он ещё с минуту рассматривал Смирнова, уже без всякой улыбки. Наконец кивнул в сторону своего подручного:

– Паша, тащи аккумулятор и пару «крокодильчиков». Поговорим предметно, а то день уже почти закончился.

– Ещё чего-нибудь захватить? – спросил тот прокуренным басом, поворачиваясь к двери.

– Да чёрт его знает. Пачкаться неохота. Ладно, кусачки возьми ещё. На всякий случай.