«Чёрт, бурелом по всей длине. Ладно хоть без камыша и не затоплено». Но если они хотят успеть, выдвигаться надо сейчас.

Снизу донёсся хлопок. Из гранатомёта сержанта, присевшего у конца гати, вылетел дымок, описал пологую дугу и с треском врезался в борт самолёта. Спустя несколько секунд на частоте радиосигнала возникло характерное «бип… бип… бип». Михайлов повернулся к поляне.

– Чтоб через пятнадцать минут здесь никого не осталось! Капитан, вы отвечаете за завершение эвакуации. Где радист? Передай, что на цели установлен радиомаяк. Визуально пометим дымовым сигналом, цвет оранжевый, местоположение – примерно пятьдесят метров к юго-востоку от источника дыма. После того, как отправишь сообщение, собирайся. Пойдёшь со мной и Хайрулиным. Шевелитесь!

***

Марина, Оля и Ася отсутствовали больше суток и вернулись только во второй половине следующего дня. Никто особо по этому поводу не брюзжал, за исключением Рустама. Правда, тот последнее время всегда был чем-то недоволен и мог негодовать по любому, самому пустяковому поводу, включая слишком яркое солнце или, наоборот, чрезмерно плотные облака. Зная его не первый день, Марина не стала воспринимать это нытьё всерьёз, а без обиняков заявила, что в том возрасте, в котором находится его старшая дочь, регулярное посещение гинеколога – залог будущего здоровья. И Татарин мог бы не зудеть, как слепень в камышах, а сказать спасибо, что она берёт на себя заботу об этом самом здоровье.

После чего, слегка взвинченная, проехалась по Андрею за его поездку к Попу.

– Тебе чего не сидится на месте? Физиономия ещё не зажила, ходишь – хромаешь, куда сорвался-то?

– Надо было, Марин, причём срочно. И не говори, что Новиков мог один съездить. Там кое-какие подробности открылись. Такие, что будь Серёга без меня, мы могли бы с Попом проститься. Навсегда.

Марина отвлеклась на секунду от осмотра его ног, глянула исподлобья серыми глазами, уже не сердито, а озабоченно:

– Опять старый засранец где-то напакостил?

Смирнов вздохнул.

– Опять, Марина. Опять. Я всё никак не пойму, как с таким барахлом Татьяна уживается.

– Как-как. Любовь зла… А ты, Смирнов, опять за старое. Снова начинаешь грузиться тем, что тебя вообще не касается.

– Не касается. Но всё равно обидно. Хорошая, душевная женщина – и рядом с такой беспринципной сволочью.

– Ты, надеюсь, её из лап дракона спасать не собираешься? Уж кто-кто, а Татьяна Попова – большая девочка. Это с вами она мила и приветлива в силу… разнообразных причин, а при случае может такую мегеру включить, что мало не покажется. Как говориться, не суди женщину по тому, как она выглядит на людях. Да и вообще… не суди. Не твоя эта печаль. Что же до их взаимоотношений с Вовой. Ты опять же оцениваешь их нынешнее состояние и то, какие они сами сейчас. Я имею в виду Вову с Таней. Но забываешь, что у них за плечами долгая, непростая, очень насыщенная совместная жизнь и она неизбежно накладывает отпечаток на то, как они воспринимают друг друга. Понимаешь? Вот ты смотришь, например, на Таню и видишь только то, что знаешь последние несколько лет – немного увядающую женщину за сорок с острым языком и всё ещё неплохими буферами, любительницу посмеяться и стрельнуть глазками. Но ты понятия не имеешь, какой она была двадцать лет назад, что между ними было и чем они, возможно, друг другу обязаны. Вова тоже, знаешь ли, не всегда был противным стариканом. Может, он в своё время слыл весельчаком и мечтой всех женщин. Ладно, ладно, тут я палку перегибаю. Не был он мечтой всех женщин. Никогда не был. Но ты пойми, что когда они смотрят сейчас друг на друга, то не видят тех людей, какими являются сию минуту. На всё их восприятие намотано много всего разного, что тянется из прошлого. Вот у тебя, Смирнов, тоже ведь было прошлое? Ты тоже, небось, когда-то был наивным романтиком, песни под гитару орал. Было дело?