– У меня просто галлюцинации от разных запахов.

– Ты до сих пор так цинична.

Жас пожала плечами.

– Однажды ты перерастешь это, – улыбнулся Малахай.

Она подняла голову и распрямила плечи. Этот разговор бесполезен и для Гриффина, и для нее.

– Давайте не будем, ладно?

– Я работал со столькими людьми, помнившими свои прошлые жизни. Некоторые из них это принимали, но никогда по-настоящему не могли постичь их… тем не менее они многому учились, росли.

– Знаю, вы думаете, что это действовало на меня, но вы ошибаетесь.

В дверь вошел Робби с подносом в руках.

– Дождался, когда медсестра отвернется, – сказал он, подавая им чашки. – Внизу встретился с одним из врачей Гриффина. Он настроен вполне оптимистично.

Неужели Робби пытается убедить ее?

– Это замечательно, – сказал Малахай.

Робби обошел кровать и прислонился к подоконнику.

– Этого не случилось бы, если бы я просто продал вам эти черепки, – сказал он Малахаю.

– Никто так не желал этого, как я. Но иногда у происходящего есть свои причины. Все произошло именно так ради какой-то цели. Кто-нибудь из вас видел новости?

Жас и Робби признались, что не видели.

Малахай достал мобильник, набрал электронный адрес и передал телефон Жас. Она смотрела на первую страницу «Геральд трибьюн», международный выпуск.

– Истории, подобные этой, есть на каждом телеканале и веб-сайте. Молодой человек, уехавший с Далай-ламой, не просто китайский студент-художник по имени Се Пин. Он тибетский Панчен-лама, которого китайцы похитили, когда ему было шесть лет, и полностью промыли ему мозги. История весьма захватывающая. Последние двадцать лет его семья и буддийское общество думали, что он мертв.

Жас кликнула на фото художника рядом с Далай-ламой и увеличила его во весь экран. Его Святейшество сиял. Се выглядел словно потерянная душа, наконец-то нашедшая свою гавань. Она передала телефон брату.

– Панчен-лама и его история вызовут новую волну сочувствия к тибетским проблемам, – сказал Малахай.