Я тупо глядел на двух девушек, стоящих напротив. Это были Лена и Наташа. Они только что в мгновение ока на моих глазах четвертовали своего начальника, хотя, надо заметить, не полностью: одна рука и две ноги оставались пока еще на своих местах. Но это, конечно, абсолютно непринципиальное замечание: если понадобится, и оставшиеся конечности отскочат прочь от тела в одно мгновение. Никаких сомнений в этом у меня не было. Но как же так? Как девушки смогли поднять руку на своего начальника? Что за неожиданный бунт на корабле? Не бессмыслица ли все это?

Заговорила Наташа:

– Несколько минут назад я своими руками убила Макса, моего любимого Макса. Просто разорвала его тело и выпустила наружу кишки. Не понимаю, зачем я это сделала, но точно помню, что убивала его и других в этом зале абсолютно спокойно, как будто привычное дело делала – пирожки пекла, например. Как будто меня что-то вело, я знала, точно знала, была абсолютно уверена, что все делаю правильно. Как это могло случиться? Какое дьявольское наваждение напало на нас? А сейчас, получается, я уже могу профессионально убивать по собственному желанию, безо всяких команд. Просто делаю это, без колебаний и сомнений. Мало того, мы, все девять человек, понимаем друг друга не то что с полуслова – с полумысли. И можем действовать как одно целое – этакая суперсовершенная машина убийств!

Позади нас раздался легкий стон. Наташа застыла на мгновение, и ее лицо вспыхнуло огненным румянцем.

– Макс, ты жив!

Одним скачком она переместилась метров на пять за мою спину и упала на колени прямо в кровавое месиво перед изуродованным телом Макса. Она наклонилась к его лицу.

– Макс, милый, очнись!

Макс издал еще один слабый стон и приоткрыл глаза.

– Макс, Макс, милый, ты слышишь меня?

Наташа бережно обхватила голову Макса ладонями и осыпала его лицо поцелуями. С ее глаз ручьями бежали горячие слезы, капали вниз и омывали лицо умирающего Макса.

– Макс, отзовись, отзовись, милый! Это я, Наташа, я с тобой!

Макс чуть двинул головой, с его запекшихся губ сорвались звуки, больше напоминающие шелест луговых трав в ветреный день, чем человеческий голос:

– Наташа, я не виню тебя ни в чем. Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Макс, люблю, люблю, люблю!

И их уста слились в неразделимом вечном поцелуе.

Я посмотрел на Лену. Она стояла напротив вся в слезах и бесконечно повторяла монотонным голосом одни и те же слова:

– Что я наделала…

Краем глаза я заметил легкое движение справа от себя. Люди с автоматами наперевес.

Шквал бушующего огня. Оглушительный грохот, переходящий в колокольный набат. Тишина. Тьма.