Взяв модифицированные Ирвином и Финчем кислородные комплекты — сегодня мы не собираемся дышать «английским воздухом», и поэтому маски и клапаны прикреплены к металлической раме, — мы уже приблизились к установленному Диконом максимальному весу груза в 25 фунтов, но нам нужно захватить с собой и личные вещи, если мы хотим ночевать в верхних лагерях — и, возможно, оставаться там до попытки штурма вершины. Поэтому мы берем с собой две сумки с плечевыми лямками для переноски на груди — на самом деле сумки для противогазов (без самих противогазов), оставшиеся после войны, которые Дикон задешево купил оптом. В них прекрасно размещаются дополнительная одежда, бритвенные приборы — я не пользовался им целую неделю, потому что ненавижу бриться холодной водой, — фотоаппарат, туалетная бумага и все остальное. Вполне возможно, что в верхних лагерях есть лишние спальные мешки, но мы с Же-Ка не желаем рисковать — туго сворачиваем спальники, надеваем на них защитные водонепроницаемые чехлы и привязываем к внешним металлическим планкам рамы кислородных аппаратов.

У нас с собой полный набор ледорубов самых разных размеров (расчехлены и извлечены из рюкзаков только самые длинные), а также два жумара Жан-Клода. Мы надеваем свои «кошки» с 12 зубьями (несмотря на тот факт, что большая часть пути проходит по камням морены), а также пуховики Финча, подбитые пухом брюки Реджи, а сверху анораки «Шеклтон» и плотные брюки — сегодня довольно холодно и идет снег.

Мы обмениваемся рукопожатиями с Пасангом и пускаемся в путь по каменной долине между стенами грязного моренового льда и редкими ледяными пирамидами. Погода не улучшается, и видимость снижается футов до пятнадцати. Ветер здесь, в долине Ронгбук, еще сильнее, а крупинки снега врезаются в наши лица, словно заряды дроби.

Связавшись сорока футами «волшебной веревки Дикона» и закинув дополнительные бухты веревки на плечи, мы с Жан-Клодом (я впереди) направляемся к Северному седлу, от которого нас отделяют двенадцать миль долины и ледник.

За весь долгий путь вверх по «корыту», а затем по леднику выше второго лагеря, мы с Же-Ка обменялись лишь несколькими необходимыми фразами. Каждый был погружен в свои мысли.

Я размышляю о смерти в горах. Кроме искренней вины за бессмысленную гибель Бабу из-за нашего мальчишества, я вспоминаю и другие смерти в горах, и свою реакцию на них. Мне уже приходилось сталкиваться с такими случаями.

Я уже упоминал о Гарвардском альпинистском клубе, который официально открылся только в прошлом, 1924 году, но во время моей учебы в университете с 1919 по 1923 год несколько человек — в альпинистских кругах нас называли «гарвардской четверкой» — все каникулы и все свободное время проводили в горах, в близлежащих Куинси-Куоррис весной-осенью и в горах Нью-Гемпшира зимой.