Словно шлепнули на разделочный стол кусок мяса для отбивной.
Тогда я понял, что в клетке бетонный пол. До этого момента над этим вопросом я и не задумывался, полагая, что под ногами у женщин земля и прутья.
Да и едва ли это имело большое значение.
Вероятно, убирать бетонный пол легче. Зато падать на него больнее.
Насколько мне было видно, Конни растянулась на спине и даже не пыталась подняться.
Потеряла сознание?
Впрочем, меня это мало заботило, разве что немного обрадовало. По крайней мере, какое-то время она не сможет доставлять мне неприятности.
Бог свидетель, она причинила мне их вполне достаточно.
После ее столкновения с клеткой я пошел чуть медленнее, но не останавливался. На несколько секунд я даже забыл об Уэзли.
Затем раздался его крик:
— А, вот мы где!
Я повернулся на звук его голоса.
И он предстал перед моими глазами. Широко расставив ноги, Уэзли стоял на крыше клетки Билли. В поднятой правой руке он держал пылающий факел, а левую упер в бок. В свете пламени его тело отливало золотом. Словно золотая статуя одряхлевшего Геркулеса.
Грудную повязку он где-то потерял — возможно, при падении с лестницы. Видимо, и рана открылась тогда же. Борозда на левой груди напоминала скривившийся в зловещей улыбке рот — с кровоточащими и припухшими губами, словно незадолго до этого разбитыми кулаком. От нее по грудной клетке и животу до самого ремня спускались тонкие темные ленточки. Несколько кровяных шнурочков добрались даже до левого бедра.
Видимо, рана его особенно не волновала. Не беспокоило его и мое присутствие. Ему все было в кайф. Об этом свидетельствовали две вещи: его ухмылка и его эрекция.
— Шагай прямо сюда, дружок! — крикнул он мне.
Направляясь к Уэзли, я обратил внимание на то, что Конни все еще лежала без движения на полу клетки. Без сознания или притворяется?
Даже черты ее лица были различимы, не говоря уже о передней части тела, которую я видел полностью — грудную клетку и груди, темные монетки сосков, изящную покатость от пуговки пупка, ложбинки, опускающиеся вниз и внутрь от бедер к гладкому бугорку в паху, и затем ноги, раздвинутые, изящные и мускулистые. Все было видно, но словно за темной вуалью.