— Спасибо, но лучше все-таки ванна. На звонки кроме телефона у кровати не отвечать, дверь никому, кроме доктора Патрика, не открывать.
— Есть, капитан! — отрапортовал Зейн.
Я сунула файрстар за ремень джинсов и взяла от стены свой чемодан. Стоя в дверях, я оглянулась назад на всю троицу. Зейн лег с другой стороны от Натаниеля, опираясь на локоть, и одной рукой касаясь спины Натаниеля. Шерри свернулась в ногах кровати. Она водила рукой вверх и вниз по его бедру. Не то простыня соскользнула, не то она сама ее стянула, но теперь она могла к нему прикасаться где угодно. И в их лицах при этом не было ничего сексуального, ничего явного.
Они напоминали мне начальную сцену какого-нибудь порно-фильма, но я была уверена, что, когда я уйду, ничего не произойдет. Между ними не было никакого ожидания, никакого желания, чтобы я ушла, и они могли остаться одни. Их взгляды все еще были обращены ко мне. Они касались друг друга для поддержки, не ради секса. И неудобно было мне, а не им.
— Прости, что я пошел с Мирой, — вдруг сказал Натаниель.
Это заставило меня остановиться в дверях.
— Ты большой мальчик, Натаниель. Ты имеешь полное право найти кого-нибудь. Вот только твой выбор партнера оказался плохим.
Зейн начал водить рукой вверх и вниз по спине Натаниеля, как обычно гладят собаку. Натаниель опустил голову, так что его волосы скользнули вокруг него словно завеса, скрывая лицо.
— Я думал, что ты станешь моей госпожой, моим домом. Я долгое время думал, что ты поняла игру. Что ты не велела мне ни с кем спать. Я вел себя так хорошо. Я даже не трогал себя.
Я открыла рот, закрыла его, снова открыла, но мне было совершенно нечего сказать.
— Если бы ты разрешила мне заняться с тобой сексом, это была бы чистая ваниль. Я так долго ждал, готовился, хотел, что этого было бы достаточно.
Я снова обрела дар речи.
— Я не знаю, что значит «ваниль», Натаниель.
— Обычный секс, — бесстрастно пояснил Зейн. — Без всяких наворотов.
Я покачала головой.
— Что бы там ни было, я не играю с тобой, Натаниель. Никогда бы не стала этого делать.
Он посмотрел на меня искоса, как будто боялся повернуться ко мне лицом.
— Теперь я понимаю. В этой поездке я понял, ты даже не знала, что мы играли в игру. Ты не дразнишь меня. Ты обо мне вообще не думаешь.
Последние слова прозвучали особенно жалко, и я не могла этого изменить.
— Я все время прошу у тебя прощения, Натаниель. В половине случаев я даже не знаю, за что я извиняюсь.