— Так, теперь об Энеа. Я не думаю, что ему угрожает какая-то опасность. Конечно, у него в голове много всякого поэтического вздора, но все же эта голова крепко сидит на плечах.

И, уже позабыв о том, что говорил раньше, он яркими мазками набросал портрет Энеа, на котором тот выглядел этаким воином, вооруженным не только книгой, но и сверкающим мечом в придачу.

Она догадалась, что Андреино все понял и говорить больше незачем. Однако нотариус, видимо, не собирался заканчивать разговор. Вновь обретя уверенность, он обошел вокруг письменного стола и снова уселся напротив Матильды.

— А ты подумала о том, что произойдет, если этого беднягу — я только так могу его называть — схватят? Ведь он, говорят, принадлежит к древнему флорентийскому роду — представляешь, что станется с этой семьей? Их будут склонять на каждом углу, они на улицу не смогут показаться! Из-за паршивой овцы, из-за несчастного урода вековая слава и гордость будут перечеркнуты. К тому же, — он с заговорщическим видом наклонился к ней, — как знать, может, его кровожадный пыл уже угас? Ведь если посчитать, сколько времени прошло с первого убийства, то сейчас ему не меньше пятидесяти. Организм изношен, годы наверняка дают о себе знать…

— Дай-то Бог! — прошептала Матильда.

Она, как ни странно, ушла успокоенная. Андреино еще раз поддержал ее. Ну конечно, без точных доказательств нельзя. К тому же очень возможно, что все эти ужасы скоро прекратятся сами собой: у преступника иссякнут силы.

Нотариус же пребывал в нешуточной тревоге. Матильда взвалила на него проблему, которой ему только и недоставало в его-то годы. Единственное утешение: точки над «i» все же не расставлены.

Разумеется, образ Энеа — воителя и поэта, — нарисованный Коламеле, был далек от реальности. И тем не менее настоящий Энеа способен был заметить, что вокруг него творится что-то странное.

С некоторых пор Коламеле вдруг взял манеру по утрам лично приносить ему текущие дела. И, отдав все распоряжения, мерил его долгим и пристальным взглядом своих подслеповатых глаз.

Или же, опершись руками на письменный стол, заводил какие-то дурацкие, никому не нужные разговоры.

— Тебе выпала честь принадлежать к знатному роду, и это в известной мере накладывает на тебя обязательства. Твое поведение должно быть безупречно, чтобы у людей не возникало ни малейшего повода для сплетен.

В окружении Энеа все предпочитали иносказания и недомолвки ясности и определенности, однако сам он так и не выучился этому Эзопову языку. Поэтому сидел и терпеливо ждал, когда его шеф либо соизволит высказаться без обиняков, либо удалится, предоставив ему наконец заняться работой.