Напрасно он пытался убедить себя, что все это дела, в которые не следует вмешиваться. Если его опыт человека, влияющего на биржевую конъюнктуру изобретателя гигантских деловых комбинаций в Нью-Йорке, и научил его чему-нибудь, то он подсказывал ему именно это: в эти дела не следует вмешиваться. Но он до сих пор чувствовал, что не может смириться с такой позицией. Присутствие в его отеле князей возбуждало бойцовские инстинкты этого человека, который ни разу не терпел поражения в течение всей его карьеры. Он встал на их сторону, и если Позенские князья не собирались продолжать свою битву, то Рэксоул, несмотря на это, хотел продолжать ее вместо них.

Конечно, в определенной степени битва была выиграна, ибо князь Эуген был вызволен из чрезвычайно трудной и опасной ситуации, а враги — Жюль, Рокко, мисс Спенсер и, возможно, другие — были побеждены. Но этого, как ему представлялось, было недостаточно. Ведь преступники — а они конечно же были преступниками — все еще оставались на свободе, и он рассматривал это как абсурдную аномалию.

И было здесь еще одно: он ничего не сказал полиции о том, что произошло. Он относился к полиции с пренебрежением, но вместе с тем понимал, что если полиция случайно получит ключ к разгадке действительного состояния дел, то он может попасть в достаточно затруднительное положение, по той простой причине, что сокрытие улик и обстоятельств в глазах закона является проступком, а он скрыл очень многое.

Он спрашивал себя в тысячный раз, почему он принял политику утаивания фактов от полиции, почему он, во всяком случае, так заинтересовался позенскими делами и почему он в настоящий момент продолжает так беспокоиться об их дальнейшем течении. На эти вопросы он отвечал довольно неубедительно, что он привык всегда доводить дело до конца и теперь действует, скорее, из детского упрямого желания довести до конца и это. Более того, он великолепно сознавал свою превосходную способность довести его до конца.

Он имел еще один добавочный импульс, несмотря на то что не признавал его за собой: по своей природе он был не расположен к громким словам, но в нем была сильна абстрактная любовь к справедливости, глубоко заложенный англосаксонский инстинкт помогать правой стороне, даже если при этом возникает смертельный риск и нет соответствующего преимущества.

Он перебирал в уме все эти соображения, разгуливая по огромному отелю в этот вечер последнего июльского дня. «Гранд Вавилон» определенно не был так переполнен, как месяц назад, но дела шли весьма сносно.

Перед закрытием сезона беспутные мотыльки человеческого общества имели обыкновение порхать день или два в больших отелях, прежде чем разлететься прочь по замкам и сельским усадьбам, лугам и пустошам, вересковым зарослям и потокам.