— Я думала, что они могут свободно передвигаться по дому. И не знала, что они в подвале.

— Врешь ты все.

— Нет, это правда, клянусь Богом. Я видела их только ночью. Мы играли с ними в доме. Спроси их, спроси.

— Играли?

Я вспомнил, какие напряженные у нее были дни, как поздно она приходила домой. Но где в ее объяснении правда, а где выдумка, я и сам не мог понять. Я переводил взгляд с Эстель на Ле Брева, Эмму и на детей, которые смотрели на нас, широко раскрыв глаза.

— Это правда, — вдруг вмешалась Сюзанна. — Мы играли в «монополию». И смотрели телевизор, но все программы шли на французском.

— Клянусь тебе, я не ожидала, что все так кончится. Я не просила тебя приходить к нам в газету. И не хотела брать у тебя интервью, — говорила она про тот злосчастный день в Понтобане, когда она сидела в солнечном свете, а я попросил ее о помощи.

Ле Брев взял инициативу в свои руки:

— Ну ладно. Достаточно. Мы потом проведем допрос. Не здесь.

Но я продолжал обвинять ее:

— Ты содержала моих детей… как животных.

И здесь она наконец заплакала, закрыв лицо руками, ее тело сотрясалось от рыданий:

— Я не хотела причинить им боль, но не могла не считаться с Анри. Мать и брат так же дороги мне, как тебе твоя семья.

— Ты похитила детей и оставила там, а затем узнала, что мы их ищем.

— Я не знала, как остановить тебя.

— Как ты забрала их из нашего дома?

Я опять прижимал их к себе, Сюзи и Мартина, детей, вернувшихся из ада.

Раймон сказал:

— Она приходила ко мне… за снотворным.

Я повернулся к Ле Бреву: